Галина Галахова - Легкий кораблик — капустный листок

— Сашенька, как ты вырос!

Таня с Маней повисли на нем и тоже закричали:

— Сашенька, как ты вырос!

Они полезли к нему целоваться и перепачкали его сгущенкой. Саша достал две шоколадки и протянул им.

— Никогда нас не забываешь, — сказала бабушка и, всплакнув, пошла на кухню.

— Никогда нас не забываешь! — как попугаи, повторили малышки. — Вон Борька нас ни разу не угостил.

— Они все лопают — и мое и свое. А ну, брысь! — Борька протянул узкую ладонь. Саша крепко пожал ее.

Борьку словно разморозило. Наконец-то он понял, что друг вернулся.

Девчонки нападали на Сашу, делая ему рожки. Саша весело смеялся — девчонки были удивительно похожи на верного друга Борьку.

— Ну, чего раскудахтались? — напустился на них Борька. — Совсем от рук отбились. Вот сейчас стану про волка рассказывать…

— Не надо, Боречка! Мы лучше пойдем сгущенку есть!

И ушли есть свою сгущенку.

— Знаешь новость? — спросил Борька. — У нас пятеро новеньких, и Анна Кирилловна перешла в первый класс!

— Жалко ее! — признался Саша. — Я ее ни на кого не променяю. А помнишь, как в первом классе Жбанов на урок колбасищу притащил и весь урок чавкал…

— Да-а-а! — как бы между прочим сказал Борька. — Я с одним тут познакомился, новеньким, Петрушкой Стародубцевым. Он из английской школы к нам перевелся.

— А чего ему там не понравилось? — резко спросил Саша. В бабушкиной деревне у него осталось много приятелей, но Борька был один!

— Обещал сегодня зайти. Мы в шахматы с ним играем. Я уже мат двумя ладьями могу! Ну и умный! Я от него про художников узнал, абракци… Ну, они еще цвет придумали!

— Цвет придумать нельзя! Он есть сам по себе! — взволнованно сказал Саша. Его обдало жаром, и он почувствовал себя опять стоящим на крыше двенадцатиэтажного дома, когда они смотрели первомайский салют. Тогда Борька хорохорился, как всегда, и перегнулся через ограду. Голова пошла у него кругом, он пискнул и совсем перевесился туда… Саша, еле живой от страха, рванул Борьку за хлястик белой куртки, а сам, закрыв глаза, упал. Борька шлепнулся рядом, и долго они так лежали. А потом приподнялся Борька, по сторонам огляделся:

— Ну и друг же ты, Сашка! Я бы, наверное, так не смог! Но в следующий раз постараюсь!

А Саша ему:

— Дурак! Следующего раза не будет! Нет, нет, нет!

А Борька:

— Ну чего ты? Замекал козлом!

И они разругались…

— Много ты понимаешь! — осерчал Борька. — Он по-английски разговаривает.

— С тобой, что ли?

— С телефоном, балда! Его отцу звонил какой-то англичанин! Его отец на Белое море ездит!

На душе у Саши сделался черный туман. Саша не любил разговоры про отцов.

— Значит, в шахматы, говоришь, выучил, а на задних лапах стоять не выучил? — спросил он, поднимаясь. Он вдруг сделался очень тяжелым.

— Ну что заводишься? — возмутился Борька и тоже вытянулся. Так вот они и стояли. Друг против Друга.

— Ты его видел? Не видел, а языком болтаешь!

— А чего мне его видеть — для меня он невидимый! Я его и видеть не хочу! Умник, ну и катись к умнику!

— Во, озверел человек! — удивился Борька.

— А он змея воздушного пускать умеет? А нырять с обрыва? А на плоту плыл в Тихую заводь, где живет старый сом: усы — как рога у козла? А я на плоту плавал и бревна разъехались! А я на лошадях ездил все лето, а сколько раз — верхом!

— А сколько раз верхом, — еле слышно повторил Борька, лопаясь от зависти.

— Косить выучился! На тракторе немножко ходил!

Борька не сводил с друга глаз.

— Англичанин! — передразнил он вдруг себя. — Да я с ним только неделю и знаком! Мы с ним все во дворе, на скамейке. Сказку мне какую-то все рассказывал про капустный листок. Надоел прямо. — Борька захихикал. — Скука с ним смертная!

— Ладно врать-то!

Борька почувствовал себя прощенным.

— Бабушка! Мы гулять пойдем! — закричал он.

— Гуляйте на здоровье! — разрешили Таня с Маней, до колен вымазанные сгущенкой.

Пока мальчишки спускались по лестнице, Борька все время наговаривал на Петю. По-Борькиному выходило, что Петя — трус необыкновенный, задавала и жадина.

— Не ври! — одернул его Саша, не терпевший наговоров. Однако именно таким представлялся ему этот хиляк-англичанин. На первом этаже они наткнулись на мальчишку с шахматами под мышкой.

— А я услышал ваши голоса и решил подождать! А ты — Саша Федоров, да? — спросил Петя, восторженно разглядывая Федорова. — Мне кажется, я тебя где-то видел!

— А я тебя не видел! — мрачно сказал Федоров. — Ты невидимый и не наш, потому что не из нашего класса.

— Я буду учиться в вашем классе! — заступился за себя Петя. Шахматы деревянно застучали в его трясущихся руках.

— Все равно не наш и никогда им не будешь, верно, Красномак?

— Не знаю, — промямлил Борька.

Нет, такой ответ никого не устраивал: ни старого друга, ни нового.

— Ты за кого? — отчаянно спросил Саша, и его голос стал подниматься до самого неба. — За меня или за него?..

На той же улице, где жили мальчишки, жила семья Тряпичкиных. В семье Тряпичкиных было семеро детей. Недавно там отпраздновали четвертую свадьбу. Дочь Вера окончила школу и вышла замуж за своего одноклассника.

— Ну, все! — говорила, разглядывая себя в зеркало, Вера. — Теперь я на всю жизнь Розова, а не Тряпичкина. Фамилия-то какая — Ро-зо-ва! Роза, одним словом. В нашем классе у него самая красивая фамилия была, поэтому я за Витьку и пошла.

— Счастливая! — вздохнула самая младшая сестра Анжела, вспоминая свадьбу — красивые наряды, машины и цветы. Ей бы тоже так хотелось! — Меня противный Красномак со Жбановым замучили. Тряпичкина ты, говорят, тряпичница, иди — мы из тебя сделаем утиль! И зовут меня не Анжелой, а Утиль Тряпичницей. Даже в школу не хочется!

— Терпеть придется! Я тоже терпела, когда меня дразнили! Тот же Витька дразнил! Может, и ты за Красномака выйдешь!

— Я — за Красномака? Да никогда в жизни!

— Вот и я себе так говорила, а случилось! Если дразнится, значит, в тебя влюбился!

— Кто? Красномак? Да ты его не знаешь! Он такой хулиган! А Венька Жбанов и того хуже! Это он мне в прошлом году подол бритвой срезал.

Анжела, грустная, посмотрела на себя в зеркало. Вере-то хорошо — красивая и Розова вдобавок! А она?

На нее смотрела из зеркала длинноногая и нескладная девчонка с пшеничными волосами и очень круглым лицом. Анжела приложила ладони к щекам и сжала щеки — другое дело! Отняла руки — и снова лицо стало похоже на тарелку, где лежали сливы-глаза и яблоки-щеки. Один нос был не фруктовый, а овощной — морковкой! Все-таки с этим лицом еще жить можно, но с фамилией…

В комнату ворвался Ванька. На шее у него болтался ключ от квартиры. За это и прозвали его Ванькой-ключником. В этой семье все теряли ключи. И отец до того устал от этой ключевой проблемы, что назначил Ваньку — единственного мужчину — хранителем ключа. Ключ с тех пор не терялся. Зато терялся Ванька, носившийся по улице как угорелый. Но все-таки Ванька всегда находился, а с ним — и ключ.