Ирина Стрелкова - ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст)

Эту сцену наблюдал из окна полковник Степанов, и ему она чрезвычайно не понравилась.

- Ваше мнение о Муромцеве? - спросил он лейтенанта Рябова, явившегося, чтобы - кратко и сухо - выложить начальству «сплетню», как он сам выразился, про солдата Кочаряна.

- Умен, быстр, деловит… - перечисляет Рябов.

- Вы не назвали очень важные качества: честность, отвага.

- Трусости он себе не позволит никогда.

- Какие-то новые обороты речи. Что значит - он себе не позволит?

- Честолюбие. - Рябов смотрит в окно. На плацу Коротун продолжает воспитывать Муромцева. У будущего дипломата на лице ретивая готовность: немедленно пойду, сяду зубрить устав. - Несмотря на все вопли о грехах цивилизации, я верю, что образование делает человека лучше, то есть образует и его нравственный мир…

- Допустим. А как вы считаете, этот, по вашему наблюдению, деловитый честолюбец вас, своего командира, уважает?

- Трудный вопрос. - Рябов замялся. - Современному солдату мало почтения внушает должность и чин. Ему еще надо доказать, что ты знаешь и умеешь больше, чем он. Что ты в военном деле настоящий специалист. Муромцев признает мой авторитет военного специалиста. Признает необходимость беспрекословного выполнения приказа. К военной службе относится сознательно, ищет в ней пользы для своего развития.

- Допустим. А случись настоящие боевые действия? Как может повернуться такой человек?

- Я думаю, что война всех поворачивает неожиданной стороной - каждого человека. Нельзя идти воевать таким же, каким жил в мирной жизни. Я, конечно, на войне не был. Помню, мальчишкой хотел понять по лицам вернувшихся фронтовиков, какая она - война. Но не увидел. Кончилась для человека война, и он опять переменился, стал другой…

- Очень хорошо, что вы сами об этом заговорили, - сказал Степанов. - Мы с вами оба не были на войне, а вот майор Коротун - он там был.

Идя за Левку на драчливый вызов Исабека, Володя Муромцев в точности знал: рискует, но не слишком.

- К сожалению, Кочарян не сможет прийти. - Володя подмешивал в вежливость гомеопатическую дозу пренебрежения. - У него есть более важное дело, чем то, для которого кто-то из вас, аксакалы, пригласил его сюда. Левон пошел провожать одну девушку из вашей школы. - Володе нравилась собственная речь и то, как он ловко переиначил на местный лад принятое в Москве среди юнцов обращение: старик, старики.

Исабек тяжело переминался с ноги на ногу:

- Слушай, ты! Сам-то зачем пришел?

Володя снисходительно усмехнулся:

- Я, видите ли, пришел засвидетельствовать, что мой друг не струсил. Можно сказать, он рвался посчитаться с кем-то из вас, аксакалы, но я, как старший, ему запретил. Понятно? - Он задрал рукав, поглядел на светящиеся часы.

- Обманули они тебя! - бросил Исабеку раздосадованный Кабиш.

Еркин подумал: когда чужой входит в аул, ему надо остерегаться не матерых псов, а самой никчемной собачонки. Пока она не зальется - свора не вскочит.

- Не-е-е, ты погоди-и-и… - медленно тянул Исабек. - Не пойму я, ты-то зачем пришел?

- У меня в распоряжении минут десять! - Володя демонстративно взглянул еще раз на светящийся циферблат. - Если у кого-то чешутся кулаки, могу предложить свои услуги. Так сказать, заменить в программе вечера моего товарища Левона.

Кабиш подскочил к Исабеку:

- Да всыпь ты ему! Чего он над нами издевается! - Кабиш говорил по-казахски, но смысл сказанного дошел до Володи по азартной жестикуляции.

Еркин сказал по-русски - не одному Исабеку, но и пижону московскому:

- Не валяйте дурака! Пошли!

- Нет, ты погоди… - мучился тугодум.

- Аксакал, у нас десять минут! - напомнил москвич.

Парни из десятого «А» заговорили недовольно: «Чего тут… хватит… пошли…»

- Нет, ты погоди. - Туго до Исабека доходило, что ему говорят, как говорят, кто говорит. - Не пойму я, кто тебя-то звал сюда?

- Никто не звал! А почему я пришел, я, кажется, аксакал, уже объяснил, на мой взгляд, вполне логично. Неужели надо все повторять еще раз?

Москвич не производил на чабанских сыновей впечатления противника сильного и ловкого. Левка - тот да, здоров как зверь, вся грудь в густом волосе. А москвич? Слабак он, городской стиляга. Исабек - не сравнить, куда сильней. Да и земля родная под ногами у Исабека. На своей земле бороться - силы больше. Только смысл какой - первому в Чупчи силачу взять верх над тщедушным солдатом? Разве что для порядка. Чтобы эти, из городка, нос не задирали, здешним девчонкам головы не морочили.

- Зачем стоим? Пошли, - сказал Еркин Исабеку, опять по-русски, чтобы солдат понял.

Парни из десятого «А» не возражали, вид имели самый мирный, но, вопреки мирному виду, расступались всё шире, очищали место. Еркин видел: Исабек не хочет драки, солдату-москвичу она ни к чему, но теперь от нее не уйдешь. Люди не хотят - драка иной раз сама свое дело правит. И самый трусливый выходит тогда в судьи над храбрецами.

- Уж не испугался ли здесь кто? - подстрекал Кабиш.

Еркин понял: нет, не остановишь. Затосковал от внезапной догадки: слабак и пижон возьмет верх над первым силачом Чупчи. Иначе зачем бы шел сюда так легко, беспечно?

- Драться по-честному! - предупредил Еркин москвича.

Тот показал пустые руки - ни кастета, ни свинчатки.

- Один на один. Иначе… сами знаете наших ребят! - Володя обращался не к Исабеку - к Еркину.

Исабек растолкал подальше своих:

- Не подходите! - тяжело пошел на противника.

Еркину отчего-то влезло в голову: вся его жизнь может зависеть от того, победит сейчас или нет Исабек - родная кровь. Напрягшись, Еркин повторял про себя: «Победи, Исабек! Ты на родной земле! Победи! Победи! Если победишь, то… Если нет, то…»

Что он, Еркин поставил сейчас на Исабека, родича неповоротливого? Он и сам не знал, как это назвать. Исабек должен взять верх, хотя и не вернет победой в драке Амину. Все равно должен! Что-то жаркое поднялось в Еркине, не такое, как при беге. То чистое, а это - липкое. К горлу подкатило: «Победи, Исабек, родич мой!»

Кабиш противно захлебывался:

- Врежь ему! Врежь!..

Что случилось, никто не понял, не разглядел. Исабек нелепо подпрыгнул, рухнул на утоптанную глину школьного двора. Вскочил, бросился на солдата - опять тяжелым мешком брякнулся оземь.

Москвич весело покрикивал:

- Осторожней, аксакал!

Вот почему смело пришел, разговаривал вызывающе: знает какие-то тайные приемы. Сильную ручищу Исабека вывернул, встал над ним:

- Ну как? Поиграли? Хватит?

Исабек взревел:

- Пусти!

- Нет, ты скажи: хватит?

Все притихли и услышали снизу, от земли:

- Хватит…

Еркин чувствовал - будто он сам прижат к земле с вывороченной больно - зверски больно! - рукой: медлит солдат дольше, чем надо, наслаждается победой, тянет унижение противника.