Кэтрин Патерсон - Странствие Парка

— Я в порядке, — ответил он, хотя понимал, что сказать эти слова самому не в счет.

— Пить хотеть? — она сняла с пояса маленький термос и протянула его мальчику.

— Спасибо, — он с трудом распрямил затекшие ноги.

«Как они могут так сидеть часами?» Парк подождал, чтобы Тхань дала чашку. Чашки не было. Тогда он открутил крышку термоса. Ну и пусть он подхватит какую-нибудь азиатскую болезнь. Неважно. Все равно он проклят.

— Он умирает, миссис Броутон. К сожалению, я ничего не могу сделать.

— Нет, доктор, нет! Пожалуйста, можно, я поговорю с ним. Мне нужно ему сказать!

— Не думаю, что он вас услышит.

— Он должен. Он должен знать, что все хорошо. Он ни в чем не виноват. Никто не винит его.

— Вам бы раньше ему это сказать, миссис Броутон. А сейчас боюсь…

— Не будь свиньей. Я тоже хотеть воды.

Он протянул термос Тхань и вытер рот тыльной стороной ладошки.

Она достала из кармана джинсов носовой платок и тщательно вытерла край горлышка, прежде чем сделать большой глоток.

— Дедушка сегодня сумасшедший.

Парк встрепенулся.

— Кто сказал?

— Фрэнк. Сказать маме, — тут она сделала еще один бесконечно длинный глоток.

Парк должен был опереться рукой, чтобы сохранить равновесие.

— Да ну? — он старался, чтобы голос звучал буднично. — А мне никто ничего не говорил.

— Они не сказать тебе! — она смотрела на него сверху вниз с таким презрением, что мальчик вскочил на ноги, чтобы снова стать выше.

— Что ты хочешь сказать?

«Неужели кто-то узнал, что случилось прошлой ночью?»

— Ты ребенок. Они не говорить детям, что дедушка сумасшедший. Я слышать.

Парк вспотел от радости. Она имела в виду, что они не станут с ним говорить о таких вещах, но никто ни в чем его не обвиняет.

— Что значит «сумасшедший»?

— Ну, знаешь, он плакать, плакать, плакать все время. Он не говорить, только плакать все время, — она хихикнула. — Как ребенок.

— Не смешно.

Она пожала плечами.

— Откуда ты знаешь? Ты, наверно, его даже не видела ни разу.

— Я видеть. Когда я приехать. Фрэнк брать меня. «Это Тхань», — он сказать дедушке, и дедушка кричать, чтобы Фрэнк увести меня. Но… — она прищурилась и хитро посмотрела на мальчика, — я тебе сказать, я подглядывать. Иногда они вывозить его в кресле на веранду. Я за кустами. Иногда я выглядывать в окно, но дедушка заметить и кричать, и я убегать как заяц.

Она захихикала.

— Ты не должна так делать.

— Тогда Фрэнк меня поймать. И, наверно, рассердиться.

— Да нет, глупая. Я говорю, что ты не должна подглядывать, а не убегать.

— Мне нравится, — отрезала она.

— Это нечестно.

— Нет нечестно. Я хотеть видеть.

— Но ты не должна.

Она вскинула голову.

— Хочешь видеть?

Парка снова бросило в жар.

— Твой дедушка. Ты видеть.

— Нет.

— В следующий раз. Я прийти за тобой. Мы подглядывать. Ты и я. Идет?

— Нет.

— Ты не бояться. Он не ругаться.

— Я не боюсь.

— Так как? Идет? Тебе показать. Идти сейчас. Смотреть в окно.

— Нет, ты сама сказала, ему сегодня плохо.

— Он не видеть нас. Мы видеть его. Иди.

Что ему оставалось? Он пошел за ней к дому. Ноги налились свинцовой тяжестью, сердце гулко стучало в груди. Она провела его вокруг забора. Джуп, виляя хвостом, бросился к ним навстречу через двор.

— Ш-ш-ш-ш, — произнесла Тхань.

Потом открыла ворота и знаком показала Парку следовать за ней. С южной стороны дома просторная передняя веранда чуть выдавалась вперед, прямо напротив окна спальни на первом этаже. Вокруг угла дома росли усыпанные голубыми и белыми цветами кусты калины высотой примерно с Парка. Тхань схватила мальчика за руку и повела его за кусты на скрытую ото всех часть веранды. Дети присели под окном, чтобы отдышаться.

Наконец Тхань приподнялась над подоконником и заглянула внутрь.

— Спать, — разочарованно сказала она.

Раз старик спит, бояться нечего, правда? Парк тоже заглянул в окно.

Он разглядел кровать. Над кроватью, словно цирковая трапеция, блестел в лучах солнца железный треугольник, под ним на высокой подушке лежал старик. Он лежал на спине с закрытыми глазами и открытым ртом. Точно мертвец.

— Все, я его увидел. Пошли, — Парк снова присел под подоконник.

Тхань улыбнулась:

— Ты трусить.

— Чего тут трусить? Просто я думаю, нам лучше пойти поработать.

Девочка пошла за Парком, ухмыляясь, словно тыквенная голова на Хэллоуине. [39] Note39 ХЭЛЛОУИН — канун Дня всех святых — один из древнейших в мире праздников, который отмечается сегодня во многих странах: в Великобритании и России, в Канаде и США, в Германии и Франции, в Латинской Америке и Испании. Символ Хэллоуина — тыквенная голова с зажженной внутри свечой. В этот день и взрослые, и дети переодеваются в устрашающие костюмы «представителей» нечистой силы, пугают и разыгрывают друг друга. Праздник уходит корнями в дохристианскую, кельтскую эпоху, когда Новый год наступал 1 ноября. В IX веке Папа Григорий III перенес с 13 мая на 1 ноября празднование Дня всех святых (тогда он был посвящен святым, у которых не было своего праздника в течение года). В народе «День всех святых» — All Saints' Day — называли Allhallowmass (the mass of all Hallows), а ночь перед этим днем получила название All Hallows Eve — «Канун Дня всех святых». Отсюда и пошло название праздника — Halloween. Совпадение дат привело к тому, что языческий праздник неразрывно сросся в народном сознании с церковным праздником Дня всех святых. Они пересекли двор и вернулись в огород.

Если Парк не придет на веранду в полчетвертого, Фрэнк поймет — что-то случилось.

Дядя сказал лишь:

— Ты не пришел утром доить коров, — и это могло означать, что он о чем-то догадывается.

— Простите, — мальчик пробормотал, что проспал, Фрэнк в ответ кивнул, взял ключи, достал винтовку и патроны, и они поехали.

Вдруг будет заметно? Вдруг у Парка будут так дрожать руки, что он и близко не попадет в цель и Фрэнк заподозрит… но, к счастью, у мальчика все получилось не хуже, чем в первый раз.

— У тебя неплохо получается, — похвалил Фрэнк, когда Парку удалось выбить две пятерки за четыре выстрела.

Дядя откашлялся.

«Сейчас начнется».

Парк, как лежал на животе с винтовкой у плеча, так и застыл.

— Я вижу, ты удивлен, почему я до сих пор не познакомил тебя с полковником, — он вздохнул, и Парк вздохнул, только тише. — Я… понимаешь, я никогда… никогда не знаю, как на него повлияет какое-то событие. Никто не знает. Первый удар — тот был легким — случился сразу после развода, а последний…

— Развода?

Фрэнк присел и наклонился так, что его голова оказалась почти на одном уровне с Парком.

— Прости, — произнес он, — кажется, я сказал лишнее. Я думал, мама рассказала тебе.

— Рассказала что? — мальчик с трудом выговаривал слова.