Мария Прилежаева - Семиклассницы

Они выбежали на улицу. Наташа спотыкалась в темноте. Катя вела ее за руку, и Наташа пыталась объяснить на ходу:

— Знаешь, мы подъезжаем к Москве, а я думаю — вдруг отвыкла. Вдруг приеду, а мне все равно. А оказывается…

Снова ухнуло, в небо взлетели зеленые, желтые и красные ракеты. Небо расцвело, рассыпалось сверкающим дождем и погасло. Наташа смотрела молча, боясь что-нибудь пропустить. Когда небо вспыхивало и после осыпалось на землю блестящими брызгами, видны были резкие очертания зданий, стремительные линии улиц и силуэты людей. Было празднично и строго.

Утром Наташа сквозь сон услышала: кто-то присел к ней на кровать. Она зарылась поглубже в подушку, но чья-то рука легла ей на глаза.

— Уйдите, выспаться не дадут! — пробормотала Наташа и вдруг проснулась, сразу села и увидела маму.

Мама была одета и держала на коленях портфель.

Наташу охватил неожиданный восторг. Она обняла мамину шею, и они посмотрели друг на друга изумленными и счастливыми глазами.

— Батюшки! — сказала Наташа. — А я думала, что я в интернате и меня кто-нибудь будит.

— Нет, — ответила мама. — Но ведь тебе там было неплохо? — спросила она тревожно.

— Что ты! — возразила Наташа, поняв, как мама беспокоилась за нее все это время. — Там было замечательно. А все-таки дома лучше.

— Теперь не так, как до войны, — сказала мама. — Теперь труднее.

— Чепуха!

— Не чепуха, — настаивала мама. — Все довольно сложно. Например, тебе придется и учиться и хозяйничать.

— Что ж тут особенного? — беспечно заметила Наташа.

— У меня работа трудная, — продолжала мама: — начальник цеха. Катя тоже целый день занята. Мы дома только ночуем. Ты уж живи одна.

— Что тут особенного? — снова повторила Наташа. — Ночевать ведь вы будете приходить?

— Да.

— Мама! Давай я тоже на завод поступлю, — внезапно предложила Наташа.

Мама поцеловала Наташу в глаза и в лоб и встала.

— Нет. Ты учись. — Она взглянула на часы. — Ну, мне пора на завод.

Мама ушла, а Катя долежала в постели до последней минуты, потом вскочила из-под одеяла, заметалась по комнате. Не глядя в зеркало, она расчесывала прямые, скобочкой подстриженные темные волосы, роняла вещи и, жуя что-то на ходу, упрашивала Наташу сложить книги в портфель и проверить, на месте ли пропуск в столовую.

— Как же ты без меня обходилась? — удивилась Наташа.

— Да уж так. Перебивалась. Наталка, шаркни мне туфли щеткой. И постель убери. В долг. Я за тебя в воскресенье.

Наконец Катя тоже ушла, и Наташа осталась одна. Ощущение счастья не покидало ее. Она рассматривала вещи, радуясь воспоминаниям, связанным с ними. Она перелистала несколько книг. Книги все были прочитаны — на многих мамины надписи.

Наташа решила наметить план действий. Надо было приготовить обед и подать заявление в школу. Однако некоторое время спустя Наташа подумала, что нет смысла для себя одной готовить обед, в школу тоже необязательно идти сегодня же.

Обрадованная неожиданной свободой, Наташа оделась, заперла квартиру, положила ключ в карман и вышла на улицу. Прежде всего она направилась к метро.

«Вот бы сюда Феню!» — думала она, поднимаясь по лестнице.

Проехавшись по всем направлениям метро и выйдя на последней остановке, Наташа оказалась в Сокольниках.

Аллеи парка были безлюдны, деревья стары и голы, уродливо повисли сучья, и ветер гнал по дорожке сухие листья. Наташа постояла в пустом парке. «Неинтересно, — решила она. — Поеду на выставку», — и вернулась в метро. Она сошла на Крымском мосту. «Что такое? — изумилась Наташа. — Все новое. Ничего не узнать».

Массивный, в стальных пролетах мост, легко летящий над водой, нестройные ярусы зданий, уходящие к горизонту, и широкое сизое небо, прильнувшее к крышам, и светлое облако, заблудившееся над просторами города, и каменные берега реки. «Москва! Вот ты какая!»

— Эй, Тихонова! Погоди!

Наташа обернулась. Ее догоняли два интернатских мальчика. Один из них, Федя Русанов, рослый, красивый, загорелый, в пальто нараспашку, и с ним первый его друг — Дима Добросклонов, Тасин брат. Дима был на год моложе Таси, но учился с ней в одном классе. Дима был малокровен, рассеян и всегда что-нибудь придумывал или изобретал. Федя верил всем Диминым выдумкам. Чем фантастичнее были Димины планы, тем больше они нравились Феде.

— В школе была? — спросил Федя Наташу.

— Нет.

— А мы были. Никаких экзаменов — все враки. В свидетельство посмотрели — переведен. Сегодня первая письменная была. Димка решил задачку, на учителя вежливо смотрит, а сам локтем тетрадь двигает. «Добросклонов, вы кончили?» — «Нет, обдумываю». Добросклонов обдумывает, Русанов сдувает. Как-нибудь проживем.

— Вот и плохо обманывать, — сказала Наташа с видом примерной девочки.

Федька усмехнулся:

— Ого! Воспитанная ученица из шестьсот седьмой женской школы! А что, верно — у вас в перемены по коридору парами ходят? А верно — вас вышивать учат? Понабивали вышивками целый класс, теперь учительскую набивают.

Дима захохотал.

— Вот и хорошо, что вышивают, — как автомат, отозвалась Наташа.

Она не знала, как держаться с мальчиками. В интернате жили в одном доме, обедали в общей столовой, работали вместе в поле, и между мальчиками и девочками не было никакой разницы. А теперь, оттого, что Русанов и Добросклонов, которых она хорошо знала, будут учиться в другой школе и у них там будут свои учителя и свои особенные порядки, они сразу становились немного непонятными.

— Ну, — сказала она, — я иду на выставку.

Они пошли втроем. Колоссальных размеров самолет с мертвыми крыльями, изуродованными свастикой, первый привлек их внимание. Наташа обошла вокруг самолета, испытывая чувство легкого отвращения и страха. Федя пренебрежительно свистнул:

— У нас побольше есть. Мне один летчик рассказывал. Только нельзя передавать. Военная тайна.

— Так тебе и расскажет летчик военную тайну! — не поверил Дима.

Федя промолчал.

Пошли искать шестиствольный миномет. Улучив момент, когда часовой отвернулся, Федя пощупал ствол орудия.

— Ух и гады! Ну да против наших «катюш» ни одна их пушка не устоит. Мне один майор говорил, у нас такое орудие изобретают, чтоб из Москвы прямо по Берлину стрелять.

— Обязательно что-нибудь изобрету, — прервал Дима. — Хочешь вместе?

— Пока соберемся, война кончится, — неуверенно ответил Русанов.

— Ну и что такого? Про запас, думаешь, не надо? А вот бы электрическое орудие изобрести! Надо математику и физику изучить.

— Слишком много надо изучать. В кино сходить не успеешь.

— Тебе только бы в кино! — рассердился Дима. — Сто раз одну картину смотришь. Без высшей математики и артиллеристом быть нельзя. Что ж, ты, значит, и артиллеристом быть не хочешь и изобретать не хочешь. Кем же ты хочешь быть, объясни мне.