Анастасия Перфильева - Лучик и звездолёт

— Н-но, хватит, балуй! Ненасыта мне тоже…

Лучик, хитро посмотрев на него — мол, будет тебе! — принимался совать морду в карман Жениных штанов или курточки. Знал, там может оказаться что-нибудь повкуснее глюкозы: сахар либо корочка чёрного хлеба. К сахару Федотыч разрешил приучать жеребёнка недавно:

— Ты Ладе, другим маткам и жеребятам сколько не жаль даёшь? И давай. Твой харч — твоя воля, — говорил он. — А малому жеребёнку помалу и надо… На комки, на комки кусок разбивай!.. Зубами? Можно и зубами. А то вот, гляди…

Старый конюх брал из рук Жени два-три куска принесённого из дому сахару, стискивал в твёрдых пальцах — сахар раскалывался. Федотыч ссыпал мальчику в ладонь осколки, крошку, и Женя шёл оделять жеребят. Всем старался давать поровну, и любимцу Лучику столько же, да зато всю труху.

Зубы у Лучика выросли чуть не на второй день жизни — молочно-жёлтые, литые, сахар так и хрустел в них. Очень приятно и щекотно было, когда шёлковые губы касались ладони, добирая пыльцу, а из ноздрей сильно дуло тёплым ветром!

Насчёт сахара у Жени с отцом дома произошёл конфуз.

Однажды, перед тем как идти в конюшни, он, как обычно, отсыпал из сахарницы на столе горсть, кусков шесть-семь. Через полчаса пришлось снова прибежать домой. В конюшне у Гордого с Ураганом не хватало на всех, обижать-то остальных за что? Сахарница опустела начисто. Вечером после работы Сергей Сергеевич, сидя в кресле у окна, сказал:

— Чайку что-то охота. Налей-ка мне, Жукаран, покрепче да сахарку положи послаще… — и продолжал с интересом читать полученные за несколько дней газеты.

Женя с трудом принёс из кухни тяжёлый закопчённый чайник, налил стакан, подал.

— Папа, а сахару больше нет, — сказал невинно.

— Возьми в шкафу, ты же знаешь, на верхней полке.

— И в шкафу нету.

— Шутишь? Мы с тобой в воскресенье килограмм в сельпо купили… — удивился Сергей Сергеевич.

— Нету, — как мог равнодушнее повторил Женя. — Обе пачки лежат пустые.

— Странно… — Отец недоуменно пожал плечами. — Уж не мыши ли завелись? Погоди. А ты, братец мой, случаем, не таскаешь ли сахар в конюшни? Ну-ка, признавайся!

— Таскаю, — опустив голову, сказал Женя.

— Как? За два дня целый килограмм? Ты что же, хочешь мне лошадей избаловать? — Отец даже вскочил с кресла.

— Нет, папа! — Женя испугался очень. — Я каждому понемногу даю. Самое большее вот по столько получается! — Он показал пальцами.

— Ну и ну! — только и мог сказать Сергей Сергеевич. — Сознавайся до конца. И хлеб тоже таскаешь? — Женя снова пригнул голову и захлопал ресницами. — То-то я заметил, как ни придёшь обедать, все корки обрезаны… — Он быстро подошёл к шкафу, оглядел полки. — Ну вот что: сейчас же бегом марш в деревню за сахаром, пока магазин не закрыли. И чтобы этого безобразия больше не было, слышишь? Сумку-то, сумку и деньги возьми! Хлеба тоже купишь, а сахару, нет, лучше песку — полкилограмма…

Женя улизнул моментально. Размахивая авоськой, вприпрыжку понёсся к соседней деревушке.

У магазина толпился народ. Взрослые интересовали Женю мало. Вот мальчишки — дело другое.

Коротковы приехали на завод не так давно. Но у Жени в деревне Матвейки уже появились знакомые. Это были ещё не настоящие товарищи, конечно…

Ребята из Матвеек, прекрасно знавшие обо всём, что делается на заводе, конечно, с первого дня разведали, что щуплый парнишка в штанах с бретельками и сандалиях — директорский сынок. Это-то их ничуть не смущало — подумаешь, персона!

Завод для колхозных ребят был большой приманкой. Особенно манеж, где старший зоотехник Илья Ильич иногда тренировал на «высшую школу» имевшихся скаковых лошадей и свою любимицу — кобылку Зарю.

Это зрелище было уже вроде цирка: управляемая умелой рукой старого наездника, Заря приседала, танцевала, кланялась, становилась на дыбы, перебирая передними ногами… Не каждому удавалось посмотреть такое. Женьку-то, рассуждали матвейковские мальчишки, всегда пустят. Сдружиться с ним неплохо: свой человек будет в заводе! Да и сам он, по их мнению, был не вредный, не воображала и как будто не трус. Мальчишка, по прозвищу Щербатый, приносивший отцу-конюху обед, видел: Федотыч доверил Жене отвести в леваду племенную кобылу с белым, как сахар, жеребчиком; в воротах левады на жеребчика хотела броситься чья-то злобная матка, но Женя так грозно, смело крикнул на неё, что «она мигом утихомирилась…

Очередь в магазине была порядочная. Стояли больше женщины, а мальчишек в тот вечер было двое — Щербатый и Антоша, внук Федотыча, квартировавшего в Матвейках.

Женя узнал, кто последний, и скромно встал у двери с авоськой и зажатыми в кулак деньгами.

Щербатый с Антошей уже подходили к продавцу. Вдруг Щербатый, петляя между бочками, пробрался к Жене и тихо спросил:

— Чего взять? Давай возьму…

Женя понял сразу:

— Полбуханки чёрного, полбуханки белого, — так же тихо ответил он. — И песку полкило. Нет, лучше сахару, а чёрного буханку! Вот три рубля…

Через десять минут всё было в порядке. Щербатый и Антоша со своими покупками, а Женя с тяжёлой авоськой уже шагали от магазина.

— На рыбалку с нами завтра пойдёшь? — не тратя лишних слов, сказал Щербатый.

Женя для солидности подумал:

— Когда?

— С утра пораньше.

— Удочка-то у тебя есть? — спросил Антоша.

— Нету.

— Удочку самому срезать пустяк. — Щербатый ловко плюнул сквозь щербину. — Крючки в сельпо были, кончились. Ладно, мы тебе свою дадим. Ты только червей свежих нарой.

— Червей? — удивился Женя. — Зачем?

— А на что ловить будешь? У вас на пустыре за конюшнями, куда навоз свозят, черви мировые есть. Пальчики оближешь. — Щербатый снова плюнул. — Значит, завтра, чуть свет.

— Где плотину строить будут. Знаешь? — предупредил баском Антоша.

— Знаю, — приврал Женя (о плотине он и не слышал).

Больше говорить не стали, и так ясно. Разошлись у перекрёстка. Щербатый с Антошей пошли к своим домам, Женя к заводу. Принеся хлеб и сахар, он сказал отцу, все еще читавшему газеты:

— Пап, можно я завтра утром на речку пойду, рыбу удить? Меня товарищи из деревни пригласили.

— Ого, уж и друзей-товарищей завёл? Молодцом! — похвалил отец. — А Ирина лузгинская что ж, с глаз долой — из сердца вон? — пошутил он.

— Ну, папа… — Женя сердито свёл брови.

— Шучу, шучу. Как же они тебя пригласили? Письменно? Или с курьером?

— Ну, папа же… — повторил недовольно Женя.

— Ладно, не буду. Иди, конечно! Значит, ушицы поедим? Только купаться не смей, рано. Даёшь слово?

— Даю. Я, пап, чёрного целую буханку всё-таки купил. Они же так корки любят! Понимаешь? — Про сахар вместо песку Женя решил пока умолчать.

Сергей Сергеевич ответил не сразу, соображая, кто именно любит корки.