Владислав Крпивин - Дагги-Тиц

Сценарий так понравился Борису, что он тут сочинил стихи для песенок. Но поставить пьесу не сумели. Как-то «не пошло». Не оказалось ребят, которые умели бы почувствовать себя кошками. Вместо этого устроили для себя и для окрестных мальчишек турнир лучников «имени Робин Гуда», а тетрадка с пьесой легла на дальнюю полку… А теперь вот снова появилась на свет.

Инки сразу понял, что он обречен. От «штурманят» ему деваться было некуда, а подвести друзей — немыслимо…

После разговора с Гвидоном Инки стал в этой компании совсем своим.

Даже после премьеры «Мухи-Цокотухи» он все же оставался новичком. Все к нему относились по-дружески, все хвалили за «комариную роль», однако по-настоящему своей была здесь для него лишь Полянка. Она — как ниточка между Инки остальными «штурманятами». А когда все узнали, что Инки раньше был знаком с Мелькером (пусть совсем немного — это неважно!), будто лопнула тонкая стеклянная перегородка.

Потому что он, как и другие, знал живого Бориса.

Память о Борисе была здесь во всем и всегда. И печаль о нем — тоже всегда. Еле заметная, спрятанная очень глубоко, но не исчезающая. Инки уже чувствовал, что крохотный ребячий театр — выгнанный из-под своей крыши, потерявший самого главного человека, хлебнувший всяких бед — не просто живет . Он живет, преодолевая эту печаль . Вопреки несправедливости и злу. Потому что, пока живут они, живет и Борис…

И теперь, когда стали звучать придуманные Мелькером песни, он будто и правда то и дело оказывался среди ребят…

Пьеса назвалась «Бегство рыжей звезды».

Рыжей звездой была уличная кошка Беатриска. Она вела голодную и вольную жизнь, дружила с другими кошками и больше всех — с маленьким Оськой. Два жулика решили сделать на Беатриске бизнес: поймали ее, отмыли, откормили, превратили в пушистую красавицу, придумали ей породу «королевская аналостанка» и поместили на кошачью выставку. Случилась сенсация. Беатриска стала экспонатом номер один. Получила кучу дипломов и медалей. Вокруг нее вертелась толпа репортеров. Бывшая беспризорница спала на атласных подушках, ела деликатесы известных фирм, ей восхищались тысячи любителей и знатоков… Но платой за все была клетка. И тоска по Оське…

А Оська никогда не бросал друзей в беде…

Инки выпало третий раз спасти Полянку. Сначала спас, когда она была стрекозой, потом — когда мухой, и вот теперь опять… Тут уж никуда не денешься…

Сперва Зоя хотела, чтобы Беатриску играла Света. Во-первых, она и вправду рыжая, во-вторых, заметно было, что есть в ней, как и в Оське, кошачьи повадки. Но на первой же репетиции умная Света решила:

— Не-е… Лучше я буду продавщицей сосисок. А Беатриской пусть будет Поля. Потому что Инки, когда играет, смотрит на меня, а думает все равно о ней…

Это было настолько правдой, что не имело смысла даже смущаться. И никто не засмеялся. Чего смеяться над очевидностью. Только Полянка жалобно возразила:

— Какая из меня кошка…

— Вы-дрес-си-ру-ем, — выговорил трудное слово маленький Никитка. И вот тогда раздался смех, обрадованный и необидный.

Никитка был человек решительный и «лишенный комплексов» (по словам Зои). Он ничуть не смутился, когда узнал, что ему придется исполнять в спектакле несколько песен. За котенка Оську, за утреннее Солнышко, за растущие на улице цветы (сразу за целый газон). Потому что у других «артистов» голоса были совсем никакие , а у Никитки — чистый и звонкий.

Инки обмер, когда подумал было, что ему придется петь на сцене. Ладно, в котенка он превратиться еще мог, но в Иосифа Кобзона или Аллу Пугачеву… Ему объяснили, что на магнитофон запишут Никиткино пение, а Оське, придется лишь делать вид, что поет.

— Это называется «исполнение под фанеру», — объяснила Зоя. — прием не очень честный, но его используют даже знаменитости, когда им лень стараться. А нам тем более простительно…

— Но орать дурным голосом придется самому, когда тебе наступят на хвост, — заметил один из близнецов, то ли Ромка, то ли Славик, оба они были не лишены юмора.

Впрочем, Инки уже знал, что эти два шестиклассника никакие не близнецы и вообще не братья. Просто «игра судьбы и природы» (опять же по словам Зои). Редкий случай свел в одном городке двух удивительно похожих мальчишек, и они подружились благодаря такому сходству. И гордились им, и порой пользовались для всяких фокусов. И мечтали о спектакле «Принц и нищий», но это, говорила Зоя, будет позже, «когда соберемся с силами»…

В компании штурманят вообще знали всё про всех. Даже то, что бесстрашный Никитка боится темноты, что меланхоличный и вроде бы неспособный к нежным чувствам Валерий Князев, одноклассник Гвидона, безнадежно влюблен в молоденькую учительницу музыки (она это и сама знала, и жалела Валерку, но что делать?). И что у Зои «хвост» по математике и родители недовольны ее возней с «этими пиратами», но махнули рукой. И что у Юрася нелады с английским и родители наняли для него репетиторшу (ведьма, как в кино «Замок на болоте» — видели?) и грозят его выдрать, если он хоть разик сбежит с занятий, а он сбегал уже два раза, но она почему-то не наябедничала…

Только про Инки знали не всё. Никому, кроме Полянки, не рассказывал он о Дагги-Тиц. Не то чтобы стеснялся, а думал, что история о погибшей мухе может показаться до невозможности мелкой и даже обидной по сравнению с гибелью Бориса. А это было совсем разное, и одна печаль не исчезает, если живет рядом с другой…

Пьеса «Бегство рыжей звезды» была не маленькая. И гораздо серьезнее «Мухи-Цокотухи». «Не в пример сложнее в психологическом плане, — высказывалась Зоя. — Здесь характеры…»

Спектакль должен был начинаться песней Солнышка — оно появлялось над крышами города. Вернее, над картонными кровлями собирался возникнуть Юрась в рыжем парике, в щетине лучей из фольги и сделать вид, что поет, а за кулисами включали магнитофон. И звучал Никиткин голос:

«Расцветали» перед зрителями несколько пестрых кошек и среди них, на первом плане, Инки.