Полиен Яковлев - Первый ученик

— Да вы же сами у плиты стояли, — ответила Оля, — не придирайтесь, пожалуйста!

— Замолчи! Изверги… Извели вы меня совсем. Ванька, принеси щепок!

— Ну вас. Мне заниматься надо, — сказал Самохин. — Что, в самом деле, учиться не даете!

— Жрать, небось, будешь, а щепок принесть не можешь! Свинья, — отозвался из комнаты отец. — Тишину тебе, подлецу, надо. Подумаешь, какой князь сиятельный!

Самохин притворил дверь, сел за латинский и стал заниматься. Но сосредоточиться уже не мог. Из кухни то и дело доносились сердитые оклики матери, плач Веруньки, а из спальной — монотонное пение отца: Уж не жду от жизни ничего я… Самохин захлопнул книгу, буркнул:

— Черти! Житья нет, право…

Пошел на кухню.

— Мама!

— Тебя еще тут не хватает. Чего?

— Меня… из гимназии скоро исключат.

— Как?

— Исключат, говорю.

Мать поставила на скамью миску с голубцами, обтерла об фартук руки и растерянно посмотрела на сына.

— Федя! Федор! Иди сюда! — тревожно позвала она.

Вошел отец. Мать сказала:

— Вот, любуйся.

— Что еще? Опять какое-нибудь безобразие?

— Исключают… — заплакала мать.

Отец высоко поднял брови:

— Так… Достукался, паршивец…

И вдруг зловеще:

— Иди сюда.

— Не пойду, — сказал Самохин, — еще не исключили… Я только маму предупредил, что исключить могут.

— За что?

— За отметки…

— «За отметки»! — передразнил отец. — Лодырь! Лентяй! Сапоги сниму. Выпорю, как Сидорову козу. Заставлю учиться. Иди сюда.

— Не пойду.

Отец схватил кухонное полотенце и скрутил его жгутом:

— Не пойдешь?

Но Самохин шмыгнул в дверь и выбежал вон из кухни.

— Вос-пи-та-ла! — зло проворчал отец.

— Вос-пи-тал! — тем же тоном ответила мать. — Иди, целуйся теперь с ним.

Стояли друг против друга, полны упрека.

— Эх! — сказал отец. — Покоя нет с вами.

Мать отвернулась, вытирая глаза фартуком.

Коля Амосов обедал плохо. Пропал аппетит. Он неверно решил задачу, да еще и по географии срезался. А у Мухомора — ни одной четверки, все круглые пятерки. Кончается учебный год… Все время был первым учеником, и вдруг — на тебе. И репетитор был, и Афиноген Егорович покровительствовал, а, вышло черт знает что.

— Да не лезь ты со своими котлетами! — набросился он на Варю. — Убирайся вон, идиотка!

— Коля! Коля! — строго сказала мать.

— Да, — вскочил Коля и топнул ногой. — Вечно мне не везет.

— Успокойся. Вредно так волноваться.

— Я хочу, обязательно хочу быть первым в классе! Какой-то рыжий ножку мне подставляет. Его отец машинист. Смазчик! Грузчик!

Вошел папа.

— Охота тебе! — сказал он. — Я поговорю с Афиногеном Егоровичем. Кстати, он будет сегодня у нас. Уладим все. Смотри, у тебя от слез уже нос распух.

— Распухнешь, — капризно отбросив вилку, сказал Амосов. — Если бы еще Нифонтов или Бух, а то рыжий какой-то. Принесло его среди года в наш класс. Его только и не хватало!

Вечером пришел Швабра. Колин папа пригласил его в кабинет. Там они долго беседовали.

Коля сидел в гостиной, долбил с новым репетитором географию. (После истории с Лиховым Лебедеву в репетиторстве отказали). Долбил и посматривал с ожиданием на дверь.

Наконец она распахнулась. Вошел Швабра.

— A! — сказал он. — Здравствуй, мученик науки. Как это там, помнишь? «Науки юношей питают, отраду старцам подают». Так, Коля?

При репетиторе больше не сказал ни слова, а когда тот ушел, сейчас же обнадежил любимчика:

— Гомо проп нит, деус дисп нит, [5] Человек предполагает, бог располагает. — сказал он. — Не горюй. Выше голову, Николяус. Все будет хорошо. Твои старания будут оценены по заслугам. Де кум! [6] С богом! Иди, спи спокойно!

Коля шаркнул.

— Мерси, Афиноген Егорович!

И обрадованный пошел спать.

А на другой день, с утра, пока Коля сидел в гимназии, в доме началась генеральная уборка. Выбивали ковры, натирали воском пол. В кухне пекли, жарили. Ждали в гости Аполлона Августовича.

Придя домой, Коля узнал об этом, обрадовался и немножко струсил. Сам Аполлон Августович будет с ним разговаривать и не так, как в гимназии, не по-начальственному, а по-домашнему.

— Варька! — кричал Коля. — Где мои чистые рубашки? Дай мне чистый носовой платок. Мама, смотри, она ковер плохо вычистила.

Еще не было восьми часов, когда Коля ходил уже по гостиной в новом с иголочки мундире, с надушенным платком в кармане. То и дело выбегал в переднюю, ждал звонка.

Пришел Швабра, пришли еще гости. Наконец прибыл и сам Аполлон Августович.

Колины папа и мама вышли его встречать в прихожую. Варя помогала снять шубу.

— Пожалуйте, пожалуйте, очень рады вас видеть у себя, — любезно улыбался папа. — Разрешите представить — моя супруга, а это мой сын и ваш питомец — Николай.

Коля браво шаркнул ногами и подошел к директору.

— Знаю, знаю, — сказал тот. — Хороший мальчик.

И подал Коле руку.

Коля с трепетом взял ее и, склонив набок голову, еще раз почтительно шаркнул.

Поздоровавшись со Шваброй, с другими гостями, Аполлон Августович рассыпался любезностями перед хозяйкой дома.

— Прелестная, прелестная у вас квартирка. Уют! Очарование!

И начались приторные, скучные и неизбежные разговоры о погоде, о новостях в городе, о делах, о службе.

Колины родители не успевали ухаживать за гостями, а в особенности за директором Аполлоном Августовичем.

— Ах, да! — вдруг как бы вспомнил Колин отец. — Позвольте вас, Аполлон Августович, пригласить на минутку ко мне в кабинет, хотелось бы показать вам маленькую обновку. Я приобрел оригинальное пресс-папье. Удивительная работа! Итальянская.

Пресс- папье стояло на письменном столе вот уже третий месяц. Но нужно было как-нибудь залучить директора для беседы с глазу на глаз.

А когда Аполлон Августович и Колин папа вышли из кабинета, последний подмигнул жене: все, дескать, благополучно. А минут через пять мама позвала Колю в спальню и сказала, тихо:

— Директор обещал. Понимаешь?

— Понимаю, — обрадовался Амосов. — Ловко!

— Тсс… Ты в гостиной не вертись. Лучше всего часов в десять подойди к Аполлону Августовичу, скажи «спокойной ночи» и отправляйся спать.

Ровно в десять Коля вошел в гостиную. Аполлон Августович играл в винт. Коля подошел к нему и сказал очень и очень вежливо:

— Спокойной ночи, Аполлон Августович. Я иду спать. Боюсь, как бы завтра не опоздать в гимназию.

— А? — с досадой повернулся к нему директор. Ему было не до Коли. Уж очень не везло в карты. — Да-да… Спокойной ночи, — сказал он с притворной улыбкой. — Спокойной ночи, молодой человек.

Коля еще раз раскланялся, попрощался с гостями и ушел к себе. Лег в кровать и позвал:

— Варька! Неси сюда мороженое. Впрочем, стой. Мухомору — во!