Лидия Чарская - Том 15. Сестра милосердная

Жура и Надя, как маленькие котята, ласкались к матери, гладили ее руки, перебирая худые длинные пальцы, и нежно заглядывали ей в лицо.

— Журка, Наденыш мой, рады меня видеть? Знаю, знаю, что рады, малыши! Я и сама без вас соскучилась. Да недосуг было заглянуть сюда к вам. Уроки у меня по общей гигиене и по анатомии были. Впрочем, все это пустой звук для вас, глупыши мои! А сегодня, в сочельник, не могла не прийти и оставить вас без подарков. — Ну, что, нравится тебе моя кукла, Наденыш, а тебе, Евгений, по душе пришелся мотор? Его бензином заправлять надо… Как настоящий.

— Прелесть, мамочка, что за моторчик! Ирина Аркадьевна, посмотрите, какую мне мама принесла игрушку, — и Жура протянул Ире действительно прелестную игрушку, крошечную копию настоящего автомобиля.

— А мне куклу, глядите, какую. Она на нас с Журой похожа, и глаза, и локоны, как у нас! — подбегая к Ире с другой стороны с прехорошенькой французской куклой, захлебывалась от удовольствия Надя.

— Нарочно и выбирала такую, — улыбаясь, говорила молодая мать.

— А теперь зажигайте елку, потешьте вашу маму, устала она от своих лекций, хочется ей самой подчас в ребенка беззаботного превратиться.

С веселой суетою дети в сопровождении Иры бросились к елке и стали зажигать огни.

Когда разгорелись разноцветные свечи на елке и вся она, зеленая, пышная и нарядная, засияла десятками огоньков, в дверь детской неожиданно постучали.

— Принимают гостей?

— Дедушка, дедушка! Тебя нам и не хватало, смотри, смотри, даже мама пришла! — И дети устремились навстречу старому князю.

— Здравствуй, отец, подошла следом за ними к Юрию Львовичу его старшая дочь.

— Здравствуй, Зина, рад тебя видеть! Не очень-то ты балуешь своими посещениями отца, — с ласковым упреком обнял Градову князь.

— Что делать, отец, ты же знаешь, лекции отнимают все мое время, к тому же и уроки, которые я даю…

— Урожденная княжна Вадберская не должна была бы давать уроки, когда ее старый отец может помочь ей, поделиться с нею теми крохами… — с горечью сказал князь.

— Вот именно, крохами, отец, — перебила его Зина. — Если бы ты был обеспечен, я бы, не задумываясь, приняла твою помощь, но, дорогой, я знаю, что твоей пенсии едва хватает на содержание семьи и моих же детей. Ты и так много делаешь для меня, помогаешь мне в воспитании Евгения и Надежды, а…

— Зиночка, послушай, дружок мой, своего старого отца. Оставь ты институт, медицину, не для тебя все это, не для твоего хрупкого здоровья. Поселяйся с нами, заживем вместе. И дети будут рады несказанно, да и я… Утешь старика, — Князь старался говорить так, чтобы Ира с детьми не могли его услышать.

Зина нахмурилась. Резче выступила черточка между бровями на ее лице.

— Опять ты за прежнее, отец, — сказала Зина. — Я знаю, ты любишь меня и был бы счастлив сознавать, что я нахожусь тут же у тебя под крылышком, но я повторяю тебе то же, что говорила и раньше. Раз я начала, какое бы то ни было дело, я должна довести его до конца. Я поступила в медицинский институт, чтобы по окончании его стать врачом. Не хочу скрывать, не одна только идея помощи ближним руководит мною, нет, хотя я и люблю людей и всею душою стремлюсь принести им пользу, но и своих детей, вот этих глупышек, Надю и Журку, люблю и хочу вывести их в люди. Их покойному отцу, безвременно умершему, поклялась я выполнить это. А во-вторых, отец, если две медведицы не уживаются в одной берлоге, судя по русской пословице, то как же ты хочешь, чтобы ужились в ней целых три, да еще такие разные по характеру, как Констанция Ивановна, я и Нетти, — и скрашивая горечь слов добродушной улыбкой, Зинаида Юрьевна обняла отца.

Этот сочельник надолго остался в памяти Иры. Из нижнего этажа, из гостиной, неслись звуки модного танца. Потом танец сменился шансонеткой, спетой кем-то из молодых людей.

А здесь маленькое зеленое деревцо сияло своими разноцветными свечами, распространяя запах хвои, такой свежий и приятный. Угощенье, состоявшее из яблок и леденцов, казалось куда вкуснее фруктов и кексов, подаваемых в хрустальных вазах гостям там, внизу.

А самое приятное было видеть счастливые лица детей, так искренно веселившихся около елки…

Наконец наступил так давно ожидаемый Нетти день бала!

Уже с самого утра поднялась в доме невообразимая суматоха. Горничная Луша то и дело бегала по лестнице, хрустя накрахмаленными юбками, стуча каблуками. Констанция Ивановна, перерывая весь гардероб, переговаривалась с Нетти, которая примеряла чуть ли не в сотый раз костюм Весенней Зари. Заниматься сегодня с детьми Ире не представлялось никакой возможности. Она захлопнула тетрадки и велела своим маленьким воспитанникам собираться на прогулку.

Но прогулка была тоже отложена.

— Ира, будьте так любезны, — скорее тоном приказа, нежели просьбы, обратилась Нетти к невестке, — принесите мне шпилек-невидимок для прически и ленту для веера. Понимаете, бледно-розовую муаровую ленту… Только поторопитесь с покупками, пожалуйста. Да, только не берите вы с собою детей в магазин. Они только стеснят вас.

Еще через полчаса Ире пришлось мчаться к парикмахеру, который недостаточно крепко завил фальшивые локоны Нетти. Потом за перчатками и английскими булавками…

Когда Ира исполнила чуть ли не десятое поручение невестки, она увидела Нетти, сидевшую перед зеркалом и тщательно натиравшую себе лицо каким-то кремом.

— Знаете, так оно лучше будет, свежее к вечеру, — оправдывалась молодая женщина.

— Да, удивительно помогает, — примеривая у другого зеркала огромную накладку из фальшивых волос, произнесла Катя. — Дайте мне тоже потом попробовать, Нетти.

— Катя! — удивилась Ира.

— Что, Катя? — пожала плечами девочка.

— Не думаешь ли ты, что я, как старшая сестра, разрешу тебе делать такие глупости?

— Какие глупости? Я не вижу глупостей ни в чем.

Губки Кати мгновенно надулись. Лицо приняло капризное выражение.

— Перестань глупить, Катя, — строго заговорила Ира, — я не разрешу тебе, девочке, делать глупости… Изволь снять сейчас же этот нелепый накладной шиньон и не смей прибегать к косметике. Иначе принуждена буду отправить тебя сегодня же в пансион.

— Это будет крайне бестактно с вашей стороны, Ира, — неожиданно вмешалась в разговор Нетти, в то время как Катя залилась слезами.

Серые глаза Иры стали почти стальными.

— Я попрошу вас не баловать мою сестру, Нетти. Она еще ребенок, и кружить ей голову не следует. Перестань капризничать, Катя, если ты не хочешь, чтобы я осуществила на деле свои слова.