Сигбьерн Хельмебак - Андерсенам - Ура!

Шум то нарастал, то затихал, точь-в-точь как на стадионе, когда назревает гол. Сделав паузу, Хермансен заметил: собравшиеся не следят за его речью, а уставились в окно, проявляя все признаки смятения.

— Может быть, закрыть окно? — произнес он, но в тот же миг тоже вытаращил глаза.

Андерсен с семьей возвращались из магазина. Андерсен катил детскую коляску, полную товаров. Рядом шла фру Андерсен с тележкой самообслуживания, позаимствованной в магазине. Тележка тоже была полна доверху. На ней восседала Малышка, держа в руках огромную коробку конфет и болтая ногами. Следом шагала группа малышей и подростков. К. своему огорчению, Хермансен увидел среди них Эрика. Все что-то несли: пакеты, картонки, ящики с пивом и сельтерской, хохотали и громко кричали. Конфеты и апельсины вываливались из свертков на дорогу, дети устраивали кучу малу, затеивали драку или даже футбол апельсинами, и те, как крохотные светящиеся планеты, катились по зеленому газону.

Андерсен возвышался среди толпы, словно маяк. Изо всех домов на дорогу высыпали жители. Слух о большом выигрыше стал известен всем. Казалось, все только этого и ждали, махали руками, смеялись, кое-кто кричал «ура». В суматохе люди забыли, что нужно проявлять отвращение к этому смехотворному шествию, сдались. Фру Хермансен, вынужденная сидеть в саду, поскольку гостиная была занята под совещание, вышла на дорогу, поздравила Андерсенов и пожала им руки.

Хермансен стоял у окна, как разбитый параличом, глядя на проходящее шествие. Он устало потер лоб, чтобы взять себя в руки.

— Я излагаю предложение и прошу голосовать по пунктам. Правление ссылается на свое прежнее решение и требует немедленного осуществления следующих мероприятий. Пункт первый: изъятие бензинового насоса, вывесок и мусора.

Все кивнули, и он ударил молотком.

— Принято. Пункт второй: уничтожение сараев для игр. Если семья хочет иметь сарайчик для игр своих детей, то таковой должен быть построен дипломированным архитектором!

Снова раздался тяжелый, роковой удар молотка по столу.

— Пункт третий: покраска дома, вставка новых стекол. Удаление всех животных...

В эту минуту вбежала в комнату фру Хермансен с апельсином в руках.

— Слышали? — и запнулась от направленных на нее взглядов. Впервые она прервала заседание правления.

— Элисе! Разве ты не видишь... — Хермансен привстал.

— Да, да, но Андерсен пригласил всех членов кооператива на праздник. Сегодня вечером! Сейчас же! Взрослых и молодежь, и... — Все смотрели так, что пришлось отступить к двери. — Но это же очень хорошо, правда? Семьдесят тысяч! Ведь не каждый день... Извините! — она попятилась и вышла из комнаты.

— Я сожалею о том, что нам помешали, — серьезно сказал Хермансен. — Прежде чем продолжать голосование, я хочу подчеркнуть, что ситуация сложилась гораздо более острая, чем мы предполагали вначале. Я считаю само собой разумеющимся, что никто из членов правления не примет участия в этом... так называемом празднике! Принять приглашение — значит одобрить моральную и экономическую безответственность семьи.

Лейвестад просил слова.

— Прежде всего мы должны позаботиться, чтобы в это не были вовлечены дети. Я исхожу из того, что правление использует все свое влияние...

Хотя он был только заместителем, все кивнули, подтверждая, что произнесенные слова справедливы и сказаны вовремя.

Фру Сальвесен чуть удар не хватил, когда, вернувшись домой, она в спальне увидела своего мужа. Только что из ванны, тот сиял чистотой и надевал белую рубашку.

— Хорошо, что ты пришла. Мы опаздываем!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Разве не знаешь? Мы приглашены на праздник к Андерсену.

Муж смотрел так упрямо, что стало ясно — предстоит борьба.

— Мы не пойдем! Иди один.

— Вот это-то как раз я и собирался сделать!

— Так иди!

Фру Сальвесен удалилась из спальни и села на диван. Она не боялась за исход дела, но нервничала —■ борьба явно затянется дольше обычного. А сегодня вечером время дорого. Слышно было, как муж грохотал наверху, закрывая ящики. Хороший признак. Стало тихо. Немного погодя он спустился в гостиную, чего фру Сальвесен не видела, поскольку лежала, распластавшись на диване и уткнувшись головой в подушку.

— Повторяю: я пойду один!

— Иди! — всхлипнула она.

— И пойду, — голос звучал уже несколько неуверенно.

Дрожь пробежала по ее худому телу.

— Иди один! Ты же этого хочешь!

— Да ничего подобного! Я сказал, что пойду один, если ты не хочешь идти. И стою на том.

— Ты же сказал, что хочешь оставить меня одну! Оставь меня одну.

— Я... — Сальвесен запнулся и ослабил узел галстука.

Он знал, что, стоит ей заупрямиться, ледяная холодность воцарится на целый день, на два дня, на неделю... Однажды она выдержала целых полмесяца, и ему пришлось сдаться и просить прощения.

— Почему ты не хочешь пойти? Черт побери, нас же пригласили на праздник, и... это первый праздник после нашего приезда сюда.

Фру Сальвесен поднялась с дивана и вытерла глаза, полные слез, настоящих слез, плакать она умела с истинным талантом.

— А я-то собиралась попросить тебя приготовить на ужин что-нибудь вкусненькое. Я разносила циркуляр.

— Циркуляр?

— О поливке садов. Раздать нужно было сегодня вечером. Я думала, мы выпьем бутылочку красного вина.

Муж снова исчез в спальне. Победа настолько не вызывала сомнений, что не стоило дожидаться его возвращения. Через пять минут он вернется в фартуке. Фру Сальвесен прибегала к красному вину в самых исключительных случаях, как правило, удавалось обойтись стаканом сока и пивом.

Пока она приводила себя в порядок, мозг лихорадочно работал. Положение поистине угрожающее. Общая реакция на шествие Андерсенов ужасна: эта распущенность не предвещает ничего хорошего. Но ничего, справимся и с этим. Ты секретарь жилищного кооператива, все жильцы занесены в твою картотеку, все у тебя в руках. Ты знаешь, как обращаться с каждым в отдельности, а циркуляр поможет встретиться со всеми.

И в конце концов положение, может, не столь и опасное. Правда, люди ошеломлены происшедшим, выигрышем, странной процессией, приглашением на праздник в самую обычную среду. Это психологическая атака с тыла. Но люди скоро образумятся.

— Вы идете?

— Я не знаю... Посмотрим. Приятно пойти на праздник, но...

Все чувствовали себя как-то неуверенно. Все ждали. Никто не хотел идти первым. Люди стояли у окон или заходили к соседу. Отдельные бунтарские элементы продолжали готовиться к празднику.

Фру Сальвесен шла со своими циркулярами и к ним.

— Конечно, вам следует пойти. Если никто не придет, это будет похоже на демонстрацию. И насколько я знаю, вы единственный. Больше никто не идет.