Лидия Чарская - Том 42. Гимназистки (Рассказы)

— Наверное, князь ей дядя или дед, — импровизировала Саша, — и обожает нашу. А наша как сыр в масле катается у него! Уж если лошади у нее такие и экипаж, так уж и комнаты, верно, — мое почтение! И лакеи в штиблетах и в красных кафтанах, и целая половина княжеского дома, по всей вероятности, отведена для нее. Наверное, обеды из десяти блюд кушает, а спит под атласным одеялом!

— Ну конечно, — поддакивала слушательница, — и ты, Саша, счастливица — увидишь все это!

— Увижу — да! Потом приду и все вам расскажу, ничего не забуду, — великодушно обещала Роговцева, чтобы хоть немного утешить своих подруг.

На следующий же день Саша, вернувшись из гимназии домой, тщательно вымылась, вычистила зубы, аккуратно заплела свои густые волосы в две тугие, аккуратные косички и уже готовилась попросить у матери свое лучшее, сшитое ей к причастию прошлой весной голубое кашемировое платье, чтобы ради такого торжественного случая облечься в него. Но мать Саши, измученная хлопотами, работой и заботами о своей многочисленной семье болезненная женщина, раздраженно прикрикнула на дочь:

— Да что ты? Ума рехнулась, девушка, что ли?! Дам я тебе лучшее платье по гостям трепать! Что к причастию-то тогда наденешь? Неужели опять новое шить?

— Да ведь куда я иду, мама, вы поймите, — ухватилась за последнее средство Саша, — ведь в княжеский дом, к самой Нине Махровой иду!

— Да хоть к самому министру, матушка! Не будет тебе платья, и баста! — окончательно вышла из себя Сашина мать. — Скажите на милость! Отец в поте лица работает за слесарным станком, чтобы ребятам дать образование мало-мальски, а эта… под потолок выросла, а ума не нажила! Дай ей, видите ли, лучшее платье по улицам трепать в будни! Очень хороша дочка! Заботливая, нечего и сказать! Не ожидала от тебя этого, Саша! — и на глазах, уставшей за день до полусмерти в трудах и работе Роговцевой заблестели слезинки.

Саша скрепя сердце подчинилась такому обороту дела. Бороться, она знала, было бы бесполезно. Мать, добрая и чуткая по натуре женщина, была, однако, тверда как камень, где надо было отстаивать интересы семьи. Роговцевы были бедны. Слесарное ремесло давало немного, а тут еще хотелось во что бы то ни стало вывести в люди ребятишек, гимназистку Сашу и реалиста Митюшу, здорового, способного мальчугана лет десяти. Жили, как говорится, в обрез, отказывая себе во всем, откладывая на воспитание ребят по копейкам. Немудрено поэтому, что малейшее проявление невнимания к тяжелой трудовой обстановке со стороны этих последних раздражало старших.

Саша ушла из дома чуть-чуть надутая за то, что мать не дала ей возможности приодеться соответственно ее визиту.

"Княжеский дом — это не шутка! Небось, у горничной там платье лучше моего и сапоги, наверное, без заплаток", — мысленно рассуждала девочка, шагая по длинному ряду улиц и переулков.

Но вот и княжеский дом. Красивый щегольской особняк. Львы у подъезда. Швейцар у двери в парадной ливрее.

— Вам к кому? — не совсем любезно осведомляется он, бросив подозрительный взгляд на более чем скромный костюм Саши.

— Мне вашу барышню надо повидать… Она звала меня сегодня, — трепещущим голосом, оробев, проронила девочка.

— Княжну? Ее сиятельство княжна выехали только что с мисс Финч на танцкласс к графине Ростовской, — отчеканил еще с большей важностью швейцар.

— Но как же… ведь она сама мне говорила вчера… чтобы я пришла сегодня к пяти… Готовить немецкие уроки с ней вместе, — шептала, путаясь, окончательно смущенная Саша. Швейцар пожал плечами.

— Не могу знать, — произнес он равнодушно, — их сиятельство выехамши и…

— И пропустите, пожалуйста, ко мне мою подругу, Федор! — услышала внезапно Саша знакомый голос за своими плечами. Она живо обернулась, подняла голову и увидела на верхних ступенях широкой, крытой коврами лестницы Сфинкса.

Та была в своем обычном коричневом платье и черном форменном фартуке, в своем каждодневном гимназическом костюме, который поражал всегда всех ее товарок своей изящной и красивой простотой.

— Здравствуйте, здравствуйте, Роговцева! — приветливо кивая головой, кричала она сверху. — Очень хорошо сделали, что пришли! Поднимайтесь ко мне скорей. Федор, снимите с барышни пальто, — приказала она швейцару таким тоном, от которого лицо важного человека в ливрее перекосило на сторону, но ослушаться которого он все-таки не посмел.

Через минуту ветхое, подбитое рыбьим мехом, как говорится, пальтишко Саши висело в великолепном княжеском вестибюле, а сама Саша стремительно взбежала по отлогим ступеням на площадку лестницы, откуда навстречу ей сияли загадочные глаза Сфинкса.

— А я думала, что вас нет дома.

— Но почему же? Ведь я сама назначила вам этот час.

— Но… но… этот важный швейцар сказал, что вы уехали на танцкласс к какой-то графине. Он сказал: княжна у…

— Ха-ха-ха! С каких это пор вы произвели меня в княжны?

И Нина Махровая засмеялась тем милым, тихим смехом, который придавал столько очарования всему ее изящному существу.

Потом, посмотрев на растерянное и смущенное лицо Саши, расхохоталась снова.

— Ага, понимаю, — между взрывами смеха говорила она, — вы считали, что ее сиятельство княжна и я — это… это одно и то же…

— Да! — чистосердечно призналась Саша, — я думала, что князь N ваш дядя или дедушка, и поэтому прислуга называет вас княжной.

— Нет, нет, милая Роговцева! Уверяю вас, вы ошиблись! Однако пойдем ко мне, здесь болтать совсем неудобно. Идем.

Она взяла Сашу под руку и повела по целому ряду комнат, обставленных с такой роскошью, с таким богатством и вкусом, что у бедной дочери слесаря глаза разбежались при виде всей этой пышной обстановки. Зеркала во всю стену, тяжелое бархатное драпри, картины в золоченых рамах, роскошная мебель, мягкие, как пух, ковры, гобелены, статуэтки, всевозможные затейливые столики, бра на стенах, хрустальные люстры и целая масса дорогих безделушек! Все это поражало на каждом шагу скромную гимназистку-гостью.

За двумя тремя гостиными следовал длинный зал, сверкающий своей белизной, мраморными колоннами, венецианскими зеркалами, козетками и стульями вдоль стен, с двумя роялями по углам комнаты.

Потом столовая в русском стиле с огромным буфетом в виде крестьянской избы с вышитыми полотенцами, навешанными по стенам, с резным столом, стульями, табуретами, похожими на красивые игрушки. Рядом с этой комнатой находилась японская гостиная вся в ширмочках, изящных пуфах, диванчиках и веерах, а за ней начинался длинный коридор с многочисленными дверями по обе его стороны — справа и слева.