Лидия Чарская - Том 34. Вечерние рассказы

И немудрено поэтому, что около двух часов ежедневно у подъезда серого дома, где весь бельэтаж отдается под мастерскую и прилегающую к ней квартиру мадам Пике, останавливаются самые щегольские экипажи, кареты, автомобили и сани.

Расфранченные, в дорогих мехах и нарядных шляпах, дамы и барышни при помощи выездного лакея и швейцара спешно выходят из экипажей, поднимаются по широкой, устланной ковром, лестнице и исчезают в гостеприимно раскрытой перед ними двери модной мастерской.

Там приходится ждать в гостиной, если явишься не первою, совсем как в приемной известного врача-профессора, пока плотно прикрытая дверь в примерочную не раскроется и не выпустит более раннюю клиентку, а то иногда и целый десяток таковых.

В примерочной, кроме мадам Пике, которая сама ничего не примеряет, а, сидя в удобном кресле, лишь величественно отдает приказания, где подколоть, где ушить, где срезать, где припустить, — находится еще высокая, худая, белобрысая с изжелта-бледным некрасивым лицом и маленькими, сердито бегающими глазками главная закройщица Роза Федоровна. Эти глазки одновременно следят и за заказчицей, и за примеряемым ею нарядом, и за двумя мастерицами, ползающими вокруг клиентки по полу с булавками во рту, и за девочками-ученицами, подающими булавки.

И успевает, о, как много успевает она сделать в одно и то же время! Успевает и заколоть лишний шов на лифе заказчицы, и выбранить за ошибку мастерицу, и ущипнуть самым незаметным образом зазевавшуюся девочку-ученицу, так, разумеется, чтобы заказчица не заметила этого.

Роза Федоровна — чудовище. Это злой гений мастерской мадам Пике, по мнению мастериц и девочек-учениц. Если «сама» вспыльчива и накричит под злую руку, а то и ударит девочку, не взрослую швею, конечно, своей пухлой, унизанной драгоценными кольцами рукой, то это переносится как-то легче. «Сама» справедлива и зря не обидит никого. Но зато Роза Федоровна! Эта зла, даже жестока, и, как кажется ее подчиненным, ей доставляет огромное удовольствие чинить суд и расправу над провинившимися жертвами. Мастериц, впрочем, она притеснять не смеет, и вся ее немилость по отношению к ним заключается во взимании штрафов, на которые она не скупится ни в каком случае. Но зато ей нечего стесняться с девочками-ученицами. Последние с детского возраста были отданы бедными родителями "в ученье". Все они из нищенски-нуждающихся семей. Таких учениц у мадам Пике четыре.

Рыхлая, с нездоровым желтым лицом Степа Дурнина, апатичная, болезненная девочка; живая бойкая черноглазая Танюша Морозкина, любимица Розы Федоровны, острая на язык девочка, но которой сторонятся ее сверстницы именно за это ее чрезмерное уменье угождать «Розке», как называют за глаза в мастерской старшую закройщицу; Анютка, отчаянная девочка, проделывающая невероятные вещи, в смысле шалостей и проказ, и подвергающаяся не менее невероятным наказаниям со стороны «Розки»; и, наконец, Ганя, тихая двенадцатилетняя девчурка с испуганными, как бы раз навсегда остановившимися от страха серыми глазенками и с мелкими, как бисер, веснушками на миловидном детском лице.

Была тут еще недавно пятая девочка, но она умерла три месяца тому назад и о ее смерти среди младших членов модной мастерской бродят еще и до сих пор какие-то странные, жуткие и таинственные слухи.

Третий час на исходе, но ноябрьский день короток, и уже ранние сумерки окутывают улицы Петербурга. В модной мастерской мадам Пике весело-весело светят электрические рожки и лампы. В примерочной идет обычная бесшумная суета. Между двумя высокими трюмо стоит худощавая женщина в почти законченном платье. Она высока и очень стройна, несмотря на слишком худощавую фигуру. Нельзя определить, молода она или нет, но при первом же взгляде на это усталое лицо с заметными морщинами вокруг глаз и с темными, как бы вовнутрь себя смотрящими глазами, нельзя не сказать, что она прекрасна. И не красотой прекрасна, а тем тихим светом, который сияет в ее печальных глазах и в этой задумчивой улыбке, которая чуть заметно трогает ее губы.

Это Ольга Бецкая, известная драматическая актриса, сумевшая благодаря своему крупному таланту завоевать симпатии холодной и не особенно щедрой на выражения своего восторга петербургской публики. Она два года как приехала сюда из провинции, где играла с огромным успехом, и теперь пожинала лавры в одном из видных частных предприятий столицы. Своей декадентской фигурой, своим нежным, удивительно подвижным и одухотворенным лицом, своим чарующим низким голосом, а главное своей душой кристально чистой и сердцем, отзывчивым на всякие людские нужды и запросы, Ольга Бецкая представляла собою тот пленительный, полный обаяния облик, который не может не притягивать к себе людей.

И Ольга Бецкая покоряла не только зрителей, публику, товарищей и подруг по театру, не только близких людей, но и чужих.

Даже в мастерской мадам Пике все — от величественной «самой» до апатичной болезненной Степы, вечно страдающей отеком ног, — все были очарованы этой женщиной. Даже на каменном лице никогда не улыбающейся Розы Федоровны мелькало некоторое подобие улыбки, когда Ольга Бецкая обращалась к ней с самой незначительной фразой, относящейся к примерке платья.

А о «самой» и говорить нечего. Если madam Пике и считалась с чьим-либо мнением из своих клиенток, то, безусловно, только с мнением Ольги Бецкой, обладающей огромным вкусом во всех отраслях искусств.

С Ольгой Бецкой «сама» никогда не решалась спорить ни по поводу фасона, ни цвета, ни наряда, мнение артистки оставалось всегда решающим. Еще бы! Она была единственною клиенткой, которою справедливо гордилась madam Пике. Ведь вся столица съезжалась смотреть Бецкую, поклонялась ей, ее таланту, любовалась ею, и в это время на ней были платья, вышедшие из модной мастерской мадам Пике!

Но если кто-либо готов был отдать самым бескорыстным образом жизнь за Ольгу Бецкую, так это была маленькая Ганя, или Глафира Архипова, девочка-ученица модной мастерской madam Пике.

С той минуты, когда Ганя, два года тому назад приведенная сюда в ученье уличной торговкой, теткою Секлетеей, заменившей ей покойную мать и кое-как воспитавшей девочку на свои скудные нищенские гроши, увидела Бецкую, сердце бедной худенькой Гани дрогнуло от восторга.

Это было как раз в день ее поступления к мадам. Ганя как сейчас помнит все до мельчайших подробностей. Некоторые из швей насмешливо поглядывали на нее, Ганю, «неотесанную» девочку с улицы, посмеиваясь над ее неумением держать себя, над пугливостью, дикостью и нескладной речью.

Бойкие Анютка и Танюша приняли ее с откровенными насмешками и недоброжелательством. Первая откровенно заявила, что "не терпит тихонь", потому-де в тихом омуте черти водятся, а вторая, ни слова не говоря, пребольно ущипнула Ганю, когда сидела за обедом рядом с нею на кухне, и хихикнула ей в спину, мигая плутоватыми глазами.