Михаил Коршунов - Подростки

Евгений Константинович подержал за железную ручку сундучок. От сундучка пахло паровозной топкой. Или выдумывает? Конечно, выдумывает. Ему даже кажется, что он чувствует огонь топки, слышит лязг лопаты, погружаемой в уголь, и сейчас уголь легко соскользнет с лопаты и полетит глубоко в топку, в огонь.

А кореш все-таки дал сундучок. Выпросили у него. Кто же, интересно? Тося Вандышев? Дробиз? Ефимочкин? Кто-то из них. Федя Балин к Лиханову даже не подойдет. Шмелев — тоже, после случая в цеху у выпрессовочного аппарата. Да многие ребята не подойдут. А может быть — сам Юрий Матвеевич?

Евгений Константинович отключил модель. Перестал шуметь пар, погасли керосиновые фонари. Погасло прошлое.

Поздно уже, пора домой.

Ефимочкин караулил трамвай. Он приходил на дальнюю от училища остановку, чтобы не было поблизости никого из знакомых, и ждал. Пока что Ефимочкина здесь видел один Тося. Но тут можно быть спокойным, полное молчание, никаких глупых шуточек. Не увидел бы кто-нибудь другой. Изведут.

Трамваи расплескивали колесами волны талого снега. Каждый раз люди на остановке отскакивали от приближающегося трамвая, хотя незачем было подходить близко, но все равно подходили. Ефимочкин тоже. Несмотря даже на то, что он-то ждал определенного трамвая, который водила Лиза Буканова, рыжая девушка.

Виталий входил в трамвай и занимал место поближе к кабине. Ехал до конечной остановки.

Когда он совершил свою поездку в первый раз, Лиза (то, что ее зовут Лизой, а фамилия Буканова, он узнал из информационной таблички) сделала вид, что не обратила на это внимания. Так полагается в подобных случаях, решил Ефимочкин. Во второй раз Лиза как будто узнала его. Виталий спросил, почему она не зайдет в училище? Все-таки смежные профессии. Она не отрицала, что профессии смежные. Но о том, чтобы зайти в училище, ничего не сказала.

Ефимочкин и Лиза на конечном пункте отмечали контрольное время, а потом вели трамвай в обратный путь: Лиза на водительском месте, Ефимочкин сзади, на сиденье для пассажиров.

Он ей сказал:

— Ты прилично водишь трамвай.

— Я научилась, — сказала Лиза.

Их разговоры состояли из таких отдельных фраз, которые можно было произносить в момент коротких передышек, когда Лиза не сидела за управлением: заряжала билетную кассу, протирала переднее стекло. Виталий обычно ездил в трамвае от двенадцати до часу дня. Двадцать минут уходило на обед, сорок минут он проводил в Лизином трамвае. Это значит днем. И еще вечером. Соответствующее время.

Лиза теперь подпоясывала свою куртку лаковым ремнем с красивой пряжкой.

Однажды она сказала Виталию:

— Путь ко мне долгий. Я не из здешней местности. Ты понял?

— Понял.

— Может, теперь сойдешь? Не люблю случайных попутчиков, — и глянула на него так, будто видит в первый раз.

«Недаром рыжая», — подумал Ефимочкин. Он и сам не без некоторого количества медных запятых у переносья. Признак настоящего характера, считал Ефимочкин. Иначе зачем природе метить таких людей огнем.

— Я терпелив, — сказал Виталий. — Обожду.

Был подобный, не очень складный, разговор и в трамвайном парке.

— Катайся, но сюда не приходи, — сказала Лиза.

— Почему?

— Не хочу разговоров.

— Ты такая?

— Да. Я такая.

— Наберусь еще терпения.

У них получалось как-то все наоборот: начинали с приятного знакомства, а двигались к тому, чтобы раззнакомиться. Но чем непреклоннее становилась Лиза Буканова, тем больше она нравилась Виталию. Ее простая «аптечная» прическа отражала сущность Лизы, ее нежелание украшать себя и свой характер. Только лакированный пояс, пожалуй, был единственным ее украшением.

Ребята засекли Ефимочкина. Лучковский немедленно скорчил глупейшую рожу — демаскировал влюбленного. Костя Зерчанинов постучал в стекло кабины и начал что-то изображать на пальцах. Короче говоря, после этого случая Лиза почти перестала разговаривать с Ефимочкиным. Как будто он виноват в поведении друзей. Но Лиза, очевидно, считала, что он за них в ответе и за всякие с их стороны намеки — тоже. Дал в училище повод. Так ее охарактеризовал.

Это она ему сказала на конечной остановке.

Виталий попробовал возмутиться; он действительно никому ничего не говорил.

Тогда Лиза сказала:

— Тем хуже.

— Но почему? — недоумевал Ефимочкин.

— Хорошее не нуждается ни в чем плохом.

Ефимочкин не понял, что она имела в виду под плохим.

— Ты из меня сделал личную тайну!

«Одно художество за другим», — подумал Ефимочкин. Он приглашал ее в училище с самого первого дня. Вот уж рыжая… с рыжим характером…

В группе, конечно, немедленно было объявлено, что Ефимочкина переехал трамвай и что он ни живой ни мертвый. Даже Марина Осиповна спросила:

— Ефимочкин, что это за история у вас с трамваем?

— Ничего, Марина Осиповна.

— То вы чертите на трамваях, то попадаете под них.

— У меня проблемное обучение, Марина Осиповна.

Виталий вознегодовал на ребят, в особенности на Лучковского:

— Ханурика утоплю в проруби!

Но ребята сказали, чтобы Ефимочкин успокоился: ханурик может утонуть в химии. Буль-буль… Этого будет достаточно.

Отношения между Лизой и Ефимочкиным разладились. Правда, этому способствовала плотная подготовка к экзаменам. Он еще раз встретил Лизу Буканову и ее трамвай. Случайно или нет, он не хотел об этом думать.

— Где твой шикарный пояс? — спросил Ефимочкин, чтобы о чем-то спросить.

— Обыкновенное дело — сняла. Ты, конечно, разочарован?

— А фигли!

Трамвай резко остановился, и, щелкнув автоматикой, открылась передняя дверь. Лиза сидела на водительском месте, прямая, застывшая, не поворачивая головы.

Ефимочкин стоял в дверях.

До остановки было еще далеко, но трамвай, нарушая правила движения, стоял как вкопанный, с открытой дверью.

— Выходи, — сказала Лиза.

Ефимочкин спустил с подножки одну ногу.

— Весь выходи.

Ефимочкин спрыгнул на мостовую. А как быть?

Трамвай уехал. Ефимочкин остался. Вот такие хахоньки. Не стой под грузом! В училище висит плакат: большая гиря, а под гирей — муха.

Тося наблюдал за историей Ефимочкина. Не поощрял и не осуждал. Что Тося понимает? Влюбленным он еще никогда не был. До такой степени, чтобы упорно добиваться расположения девушки. Превозмочь себя, свою застенчивость и добиваться. А ребят в группе надо сдерживать, а то чего только не болтают: бедный казначей промотал казенные деньги и талоны на обед ради «гетерочки». Положение у Виталия и без того сложное: со дня на день будет в училище очередная медицинская комиссия и неизвестно, пройдет ее Виталий или нет. Уже несколько раз училищный врач отмечал у него повышенное кровяное давление. По этому поводу в группе не шутят. Теперь появилась «гетерочка» (Шмелев, конечно, придумал). От такой у здорового человека давление перестанет быть нормальным. Во всяком случае, Тося проследит, чтобы Виталий обедал как положено и не выпрыгивал из-за стола как ненормальный при одном звуке трамвая.