Иван Щеголихин - Трое в машине

— Проверь его документы! — она уже паниковала. Жареный, однако, выполнить ее просьбу не торопился.

— Убери машинку, и поехали.

— Проверь документы, алкаш несчастный, сам убедишься! Вон там, в бардачке, у тебя под носом.

Жареный откинул крышку вещевого ящика, выгреб оттуда водительские права, прочитал вслух фамилию Демина, имя и отчество.

— Шофер-любитель, выдано Госавтоинспекцией УВД-МВД, ну? — недовольно проворчал он и положил права в свой карман.

— Поищи другие, служебные, — подсказала она.

— Я вам сказал: там я уже не работаю, — подал свой голос Демин.

Жареный еще порылся в ящике, выгреб зажигалку, авторучку, и все это сунул себе в карман, будто боялся забыть перед скорым выходом кое-какие свои мелочи. Не найдя ничего больше, он опять нагло-дружелюбно повторил:

— Да это же свой мужи-ик. Довезет, получит четвертную и айда назад. Верно, мужик? Двадцать пять рэ на дороге не валяются. Давай трогай.

Демин выжал сцепление, включил передачу, поехали.

«Он либо совсем дурак, — решил Демин, — либо хитрая скотина и что-то задумал».

— Не дури, Жареный, это гад, ты ослеп, раскрой глаза. — Она решила, что Жареный не способен ничего задумать, поскольку все-таки дурак непробиваемый. — Ты выпил и ничего не видишь. Он узнал меня, ты слышишь! — Она звала его на помощь. — Нас заметут сейчас, он все сделает. Другой бы в рот воды набрал, довез, а потом бы побежал ноль два звонить! Но этот! Отчаянный гад, совсем не слабак, Жареный, решай!

Она боялась Демина, боялась!

— Помолчи! — огрызнулся Жареный. — Д-дура набитая, зачем карты казать? Баба есть баба. Верно, мужик?

Демин не ответил. Гладкий серый асфальт несся навстречу, ровное поле лежало по обе стороны, угрюмо торчали фермы высоковольтной передачи, и медленно шел по полю одинокий трактор вдали.

— Сейчас в рощу свернем, — продолжал Жареный ласково, — посидим на травке, потолкуем.

— А как же самолет? — спросил Демин. Во рту опять пересохло, слаб все-таки человек, привычка нужна собой управлять. В роще они его прикончат. У кого, у кого, а у Жареного рука не дрогнет. А она отвернется на минутку.

— А чего самолет? — беспечно ответил Жареный. — Не последний же. Один улетит, другой прилетит. И никакой трагедии.

Демин смотрел на дорогу, но видел, как Жареный подмигнул ей.

— Правильно, в общем-то, — сказал Демин.

— Что правильно? — проявил интерес Жареный.

— Насчет рощи. Семь бед — один ответ.

Жареный опять покосился назад, мол, заметь, соображает, и опять запел «все пройдет, как с белых яблонь дым», но не от души, а так, заканючил, как баба над шитьем, делая вид, что он не понимает того, что Демин-то понял все.

Она молчала. О чем она думала? Приняла рощу? Колебалась? Боялась? Строила свой план? Или гадала, как поведет себя Демин дальше? Ведь сама же признала: «Отчаянный гад, не слабак». Жареного просветила. Согласится ли он свернуть, «в роще посидеть на травке?..»

Если бы ее не было, он бы говорил с Жареным по-другому. И действовал бы иначе. Но она была. И ему одного хотелось — держаться достойно. В любой ситуации. Никакая подлая сила не сломит его, — так думал о себе Демин. Он не мог противостоять Жареному ни монтировкой, которая лежала под ногами, ни силой рук, которые лежали на баранке и должны были вести машину. Он хотел противостоять словом, тем человеческим, что отличало его от Жареного. Достоинством, мужеством. Тем, во что не верил Жареный, но во что верил и на что надеялся Демин. Достоинство, мужество ради нее — женщины. Во имя ее же спасения. Вера против безверия в конце концов.

Не знал Демин, как определить свое поведение, каким словом назвать свое упрямое желание. Может быть, любовь к жизни? А жизнь это и есть любовь. В высшем смысле. Она-то и помогает Демину быть мужчиной. Он терпит, он не сдается еще и ради самоутверждения. Каждый хочет уважать себя, и он тоже. Чтобы жить. А случай, такой вот случай, может раздавить любое уважение к себе. И ко всему роду человеческому.

— Думайте, Долгополов, думайте, — с напором сказал Демин. — Спешить надо. Ни один порядочный человек не даст вам улететь.

— Смотри, Татка, с порядочным едем! —осклабился Жареный. В нем тоже заиграла злость, а Демину хотелось ее разжечь пожарче, чтобы до рощи у того не хватило терпения. Для этого он и назвал Жареного по фамилии, мол, учти, знаю, терять тебе нечего.

— А улетите, так все равно сядете, — продолжал Демин. — И к трапу вам подадут раковую шейку. И опять вам небо в клеточку, Георгий Долгополов. А еще вернее, девять грамм.

— Смотри, Татка, волокет! — Жареный снова потрепал Демина по плечу. — Грамотный, с-сука! —и резко ткнул Демина в челюсть твердым, как полено, кулаком. У Демина клацнули зубы, машина вильнула, будто удар пришелся по ней, гравий обочины застучал по днищу.

— Не тронь его! — глухо сказала она. — Пусть ведет.

Демин выровнял руль.

Она испугалась возможной аварии. А Демин только сейчас ощутил, что дуло уже не давит в спину. Не заметил, когда она его убрала, напряжен был: как, о чем и к чему вести разговор. Но уловил, как она испугалась, когда гравий забарабанил по днищу. А за обочиной сразу откос, еще бы чуть-чуть, на ладонь вправо — и они могли опрокинуться. Тюрьмы она не боится, тюрьма где-то когда-то, то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет. А угроза аварии — вот она. В любой миг. Демин уже не один, у него машина в помощниках.

Трое в машине. Три судьбы в машине времени...

Челюсть отходила после удара, тянуло почесать ее, помассировать, но — терпи, лучше не подавать виду.

— Перед рощей будет мост, — сказал Демин. Над железной дорогой. Высота метров двенадцать.

— Ботай, сука, ботай, не много осталось, — отреагировал Жареный.

— На скорости девяносто можно пробить бордюр и сделать ласточку.

— Это ты к чему? — поинтересовался Жареный.

— А к тому, что рощу мне ждать незачем.

— А, с-сука, нашел кого пугать! Через мост я тебя за глотку перевезу, вот так! — он схватил Демина за шею обеими руками, и Демин ощутил и злость его звериную и силу, и опять машину повело в сторону и забарабанил гравий.

— Не тронь его! — вскричала она.

— Мусора жалеешь, — проворчал Жареный, отходя. Если бы она не закричала, он бы увлекся. — Жалей, жалей, он тебе на полную катушку влепит.

У Демина дрожали руки, тягучая слюна мешала дышать, он хватал воздух открытым ртом. И откуда сила у подонка! Ведь не работал всю жизнь, не занимался спортом. Поистине «нечистая сила».

«Терпение, терпение! — твердил себе Демин, преодолевая ярость. — До моста дотянуть, до моста!». Он уже был на грани, казалось, не стал бы думать — баранку вправо и через бордюр. Машина в лепешку, из пассажиров паштет, месиво.

— Мне вас не жалко, Жареный, ни на грош! — проговорил Демин. — Мне ее жалко. — Он кивнул назад.