Иван Щеголихин - Лишними не будут

— Технику надо любить, Лев. Как женщину. — Теперь, в машине, Решетов стал другим. Странная улыбка блуждала по его лицу. Слабый свет со щитка приборов шел чуть снизу и делал лицо Решетова неузнаваемым. — Как женщину, ее надо любить и даже больше. Она и похожа на женщину, Лев. Посмотри на капот, как живот у женщины, а боковые утолщения для фар — как бедра, особенно ночью, посмотри внимательней. — Глаза его похотливо светились, и Льву стало неприятно.

— Я пил коньяк, — сказал он, — а тебя развезло.

— А на сиденья глянь, — продолжал Решетов не слушая, — какие они округлые, какие упругие, так и тянут к себе — наваливайся, слушай, как вздыхают пружины, особенно ночью, когда тихо, интимно...

Лев старался на него не смотреть. «Волга» шла плавно, перед перекрестками тормозила мягко. Льва даже не качнуло ни разу. И руки Решетова не дергались, не метались к рычагам, а делали едва заметные плавающие движения.

— Когда будут приличные скорости, километров триста, — продолжал Решетов, — произойдет отбор, шваль в сторону, за баранкой останутся боги техники, избранники, крылатые ангелы...

— Черти, — продолжил перечисление Лев, не желая сдавать позиций, — рвачи, маньяки.

— Ха и еще раз ха! — отозвался Решетов и неожиданно сменил тон. — А техпаспорт ты мне так и не достал. Год прошел. Или обещанного три года ждут?

— Ты же не просил больше! — возмутился Лев. — Не напоминал, а я подумал, значит, отпала нужда.

— Левицкий опять звонил, перед маем.

— Какой Левицкий?

— Да тот, с авторемонтного, нужный человек, просил помочь. Они там опять левую машину собрали, документ нужен. Ты для себя-то хоть достал техпаспорт?

Лев помедлил с ответом.

— Ты только не ори на меня, Игорь, не надрывай голосовые связки, если можешь.

— Ну?

— Я променял свою машину без документов на старый «Москвич» с техпаспортом. От греха подальше.

— Кузов от «Победы», волговский мотор, всё в ажуре, променять на старый «Москвич»! — возмутился Решетов. — Ну и олух ты, Лев, прости меня, олень рогатый, кто так делает?!

— Вот брошу пить, — осторожно пообещал Лев, — и начну ездить, стану богом техники.

— Ладно, променял так променял, — примирительно сказал Решетов. — Но если ты пока не ездишь, может быть, сможешь дать мне свой техпаспорт? Через неделю-другую верну.

— Да пожалуйста. Только не понимаю, зачем тебе чужой паспорт на чужую машину?

Решетов поморщился.

— Не мне, а Левицкому этому самому. Имеешь свою машину, имей связи с технарями, помогай им, отзывайся на просьбы, унижайся.

— Избранники, — пробурчал Лев. — Крылатые ангелы!..

Лев угадал, ссора все-таки состоялась, хотя супруги к этому и не стремились. Тоне просто хотелось отвести душу и прийти к мирному соглашению. За пять лет совместной жизни, наверное, в пятый раз ей захотелось выслушать доводы Игоря, высказать также свои и на том успокоиться.

— Ты меня прости, Игорь, но нам надо поговорить, — сказала Тоня, как только муж, проводив Льва, вернулся из гаража.

— Надеюсь, не о трех рублях снова, — спокойно отозвался Решетов.

Они жили на лимите — три рубля в день на троих. Игорь все рассчитал сам, составил калькуляцию, что и почем брать на каждый день, учел наличие витаминов и число калорий и даже оставил копейки на «прочие расходы». Ему нравилась такая работа, своего рода хобби, делал он ее с увлечением и говорил, что знакомство со справочником по витаминам и калорийности помимо всего прочего расширяет кругозор.

— Можно и о трех рублях тоже, — сказала Тоня. — Эта частность выражает кое-что общее. Только ты не сердись сразу, я, возможно, заостряю, у меня сейчас такое состояние неустойчивое, то одного хочется, то другого, то от всего тошнит. А тут еще мама опять прислала посылку...

— Понимаю тебя. Давай пересмотрим свои планы, вместе сядем, возьмем бумагу, карандаш, пофантазируем, — охотно предложил Решетов.

— Бумагу, карандаш, — неприязненно повторила она, — пофантазируем в пределах трех рублей.

— А что, это интересно. Ты беременна, надо разнообразить наш стол.

— А мне не это интересно, — сумрачно отозвалась Тоня. — А другое.

— Что же другое?

— Все то же, Игорь, к сожалению, все то же — для чего мы копим деньги?

Решетов терпеливо вздохнул, как бы желая сказать: дитя ты неразумное, бестолковое, хотя и жена моя.

— Я знаю, сейчас ты мне все исчерпывающе и вразумительно объяснишь, — продолжала Тоня. — Но я никогда все-таки не пойму — для чего мы копим деньги? Ты получаешь двести пятьдесят, не считая премиальных, я получаю сто тридцать. Каждый месяц мы откладываем по пятьдесят рублей. Ты мне не показываешь сберкнижку, и я не люблю считать, даже боюсь, но думаю, что у нас уже наверняка больше трех тысяч.

— Наверняка больше, — согласился Решетов.

— В этом году у тебя страховка кончилась, значит, еще тысяча.

— Еще тысяча, — согласился муж. Странно, ему такой разговор нравился — подсчеты.

— У нас хорошая квартира, гараж, своя «Волга», специальность, как ты сам говоришь, надежная и у меня и у тебя, мы любим свою работу, у нас дочь, семья, вот скоро, может быть, сын будет... — На глазах у Тони навернулись слезы, она торопливо достала платок, но сдержалась, не заплакала. — Все у нас вроде бы хорошо, но зачем мы копим? Зачем? Тысячи, тысячи, у меня от этих нулей просто круги в глазах. Ты вот сказал сегодня: большие числа сами по себе имеют притягательную силу. А я встревожилась. Мне кажется, это мания, причем нездоровая.

— Ты права, — сдержанно сказал Решетов. — У нас все есть, все хорошо. Вот потому мы и откладываем. А если бы у нас ничего не было и все было бы плохо, то мы бы тратили и тратили, это логично.

— Все у тебя логично! — с досадой сказала Тоня, не зная, чем его можно пронять, какие убедительные факты привести. — Ты хотя бы вспомнил, как приезжала мама прошлым летом. Ты нас повез на Кок-Тюбе, мы там за один только обед заплатили четыре рубля.

— Но это же ресторан. Повышенные расценки.

— Я понимаю, что ресторан. Но ты не заметил, что мама уехала и стала мне высылать посылки. Окорок, домашнюю колбасу, сало, мед и даже крупу гречневую. Как будто я студентка. — На глазах ее снова заблестели слезы. — И все пишет: хороший у тебя муж, такие сейчас редкость, не пьет, не курит и все в дом несет.

— Но ты же сама говорила, на Алтае всего полно, богатый колхоз и прочее.

— Говорила, а... все равно. Почему-то, пока мама не побывала у нас, она не думала присылать посылки.

— В таком случае, давай напишем ей, чтобы не присылала больше, если тебя это так беспокоит.

— Меня не это беспокоит, вернее, не только это.

— А что?

— Для чего мы копим, почему ты не ответишь мне на такой простой вопрос?

— Я не вижу в этом ничего плохого.