Федор Кнорре - Оля

— Это ты, обманщик? — спросил Принц.

— Обманщик? А кто же ещё? Я самый и есть! — самодовольно пошлёпывая губами, гордо подтвердил старичок и шаловливо стал так переливаться сверху донизу, как будто весь состоял из кипящих стеклянных горшочков с самыми яркими красками.

— Там были когда-то ещё мальчик и девочка с растопыренными ручками, — сказал Принц.

— Но теперь-то их там больше нет! — сказала Маленькая Царевна.

— Да вы оглянитесь, — сказал старичок.

Они оглянулись и увидели длиннокрылых птиц, плывущих у них над головой в синем безоблачном небе, заметили, что стоят, схватившись за руки, и узнали свой домик и дымок, убегавший вверх из трубы, и длинную манящую дорогу к далёким холмам на горизонте, где вставало громадное, великолепное солнце, веявшее на них весенним теплом. Воздух был прозрачен и чист, как в детстве, а под ногами у них вместо утоптанного пола заброшенной хижины шелестели травы, обрызганные утренней росой.

— Добро пожаловать домой! — сказал старичок очень приветливо.

Маленькая Царевна, растерянно озираясь, попыталась сказать:

"Кажется, я нечаянно схватилась за твою руку — это только потому, что я боялась упасть!" И сама с удивлением услышала, что вместо этого выговорила совсем другое:

— Если бы ты не вернулся, солнце для меня больше никогда бы не взошло!.. Ой, что это я такое сказала?..

Пёстрый старичок прожурчал:

— Да ведь тут притворство не получается. Захочешь соврать, а выговоришь правду. Такая уж тут страна.

А Бедный Принц в это время хотел сказать Маленькой Царевне вот что:

"Знаешь, я не смог перестать тебя любить, даже когда думал, что тебя превратили в ослика. Я так долго вглядывался и искал повсюду твои глаза, что наконец стал их узнавать везде — ведь все на земле заплаканные от горя глаза так похожи друг на друга!" Вот что хотел сказать Бедный Принц. И так у него всё и получилось. Слово в слово. Потому что это было самой истинной правдой!

— Какое счастье, что нас наконец пустили в эту прекрасную счастливую страну! — восторженно, протягивая свои тонкие ручки к Бедному Принцу, воскликнула Маленькая Царевна, и от её слов сразу сто лепестков стали распускаться на высоком стебельке цветка.

— А что тут удивительного? — усмехнулся старичок. — Хо-хо! Чудесная страна! Ха! Манящая дорога! Да ведь вы же сами всё это нарисовали!.. Да и меня, кстати, тоже!

— Ты читал книжки про любовь? Много? — задумчиво спросила Оля, когда они кончили чтение.

— Чита-ал! — пренебрежительно прогнусавил Володя. — Буза! Или скука.

— Какая-то путаница с этой любовью. Напутали, наверное, ещё при феодализме, а всё никак не распутаются… Ну, что это такое: кто-то кого-то любит и вот почему-то он пыхтит? Сядет обязательно ей письмо сочинять. Пишет и рвёт, ещё напишет и опять порвёт и всё тужится высказаться, мямлит-мямлит… А она? Почему-то моргает, глазами хлопает, вся вспыхивает, а молчит, дожидается, чтоб обязательно он ей что-нибудь первый вякнул!.. А он сидит и письма рвёт, и вот у них ужасная драма получается, тьфу!

Володя слушал с напряжённым вниманием. После сказки все слова приобретали какой-то новый смысл, ему очень нужно было вслух выговорить то, о чём он, как и все другие его сверстники, говорить не умел. Высмеивать эти слова было легко. А найти и сказать ой как трудно!

— Ффф-ф!.. — Володя точно вынырнул из-под воды на последнем дыхании. — Я не феодал. Верно? Чёрт его знает отчего, а правду говорить всего труднее. Я даже и не выговорил бы первый, если б не ты. А ведь это правда. Ты знаешь, какая ты? Я даже не мечтал, что такие бывают, честное моё слово! Прямо я даже изумляюсь… Чтоб тем более девчонка… тьфу, вот слово на язык налипло… девочка, а такая замечательная. Во всём даже!

Оля слушала внимательно, вдумчиво.

С некоторым сомнением спросила:

— Может быть, тебе это так кажется просто потому, что ты меня любишь, а на самом деле я так себе?

— Ничего мне не кажется. Вижу всё прекрасно. Я даже твою маму теперь люблю, хотя её каждый дурак полюбит. Как её не любить?

— Ну, нашёл с кем сравнивать! Маму, конечно… А ты знаешь? Ведь нам через месяц отсюда уезжать. С цирком.

— Уезжать?.. Нет, этого я не могу… Тогда и я… Пускай ну хоть за слоном ухаживать меня возьмут. Или в конюшню… Я работу знаю! Пока у бабки корова была, кто за ней ухаживал? Один я. Даже доить прекрасно умею! Даже и не думай, что я тут сидеть останусь. Даже невозможно!

— Да, — задумчиво хмурясь, медленно наклонив голову. кивнула Оля. — Да, конечно!

Самый день, когда по радио объявили, что началась война, Оля потом никак не могла отчётливо вспомнить.

Фашистские войска перешли нашу государственную границу, самолёты стали бросать бомбы на наши города. Это всё стало известно в тот день, и Оля была уверена, что с той самой минуты, как это случилось, всё в жизни должно перемениться — ведь война началась! Не в кинофильме, а в самом деле.

Да, всё как будто стало другим, и всё же осталось, как было вчера: на базаре торговали зелёным луком, редиской, молоком. Во дворе у хозяев квохтали куры, а на водной станции купались ребята, трамваи ходили, как всегда, и кинотеатры по вечерам были открыты.

Однажды очень рано утром со стороны железнодорожной станции несколько раз что-то негромко ударило.

Скоро стало известно, что это такое, и ребята ходили смотреть на неглубокие ямы около железнодорожного полотна. Они тянулись цепочкой, на ровном расстоянии шагов за пятьдесят от рельсов — следы от какого-то фашистского самолёта, издалека прилетевшего ночью с этими маленькими бомбочками, наверное, с целью посеять панику. Одна яма около болота уже наполнилась водой, и на краю сидела лягушка, задумчиво соображая, годится ли это для купания.

Володя волновался, не находил себе места: ведь надо было что-то делать? А что? Парни гораздо старше его ходили в военкомат проситься на фронт. Военком с ними и разговаривать не стал — отмахнулся.

Однажды Володя пришёл хотя и угрюмый, но уравновешенный — его взяли в авторемонтные мастерские, учеником.

— А меня туда возьмут? — деловито спросила Оля.

— Знаешь, там такие штуки… Физическая сила требуется. Мне даже тяжело бывает. Ты представляешь, например, коленчатый вал? Его поднять да отнести.

— Ну, не целый день у вас там все валы таскают с места на место. Я могу какие-нибудь гайки, шпунтики заворачивать, которые полегче.

Володя отчаянно заскрёб в затылке и сморщил всё лицо набок, прижмурив один глаз, — у него всегда это означало самую крайнюю степень тягостного переживания.

— Всё равно не берут девочек.

— А вдруг? Почему это ты так воображаешь?

— Ну не берут, я же тебе говорю… Не берут!.. Ну, неужели я не спрашивал!.. А вы от отца не получили ещё письма?