Федор Кнорре - Оля

Она была дочкой одной из дочерей Ираиды Ивановны и как-то "на всякий случай" не любила Олю: та «жиличкина», а она "хозяйская".

— Так что каждому человеку кажется, если вдруг… вблизи? — примирительно спросил Коля.

— Я не говорю: каждому. Не знаю, как другим, но мне лично, когда он вот так близко смотрит, всегда кажется, что он думает: "Я-то знаю, что ты человек, и понимаю, что ты за штука. А вот ты думаешь, что я слон, а вовсе и не знаешь, кто я такой". Ну, может, я не умею хорошо сказать, но мне почему-то всегда так кажется.

— Ну, а как это вблизи? — долбила своё Зина. — Как?

Оля снисходительно усмехнулась:

— Не знаю, право! На сколько сантиметров тебе хочется знать?.. Не мерила, не скажу… Ну, вот так… — И она показала рукой такое расстояние, как до Зины. Выходило что-то очень уж близко — это все поняли.

— А ты так вот и смотришь? — змеиным голосом пропела Зина.

— А я так и смотрю, — сладенько протянула в ответ Оля.

— Ты, видно, всех тут за дурачков считаешь, раз ты приезжая! Или сама, может быть, из глупых мест придурочка! А? — поджимая губы, с усмешкой, точно чем-то ржавым сверлила Зинка. — Завралась, так уж сознайся лучше, чем перед людьми позориться и так себя выставлять! — Она у своей мамы выучилась просто до тонкости так поджимать губы и язвить вполголоса, но пронзительно. — "Ах, когда я со слоном переглядываюсь, у меня впечатление…" Посмешище.

— Правда, — серьёзно сказал Федя, — ведь слон всё-таки высокий, и глаза у него вон где.

— У них слон живёт в комнате, что тут особенного! Прямо над нашим потолком! — восхищалась своим остроумием Зинка.

Голос её Оля даже сквозь пол узнавала и ненавидела.

— А у меня в ванной, может, крокодил живёт!

— Это что! У нас во дворе бегемото-ов! Проходу не дают!

— Нет, нет, нет! — кухонным голосом пронзительно сверлила Зинка. — Вы ей не мешайте, не шутите, пускай ответит! Пусть признается, что нахально врёт, всё равно все видят. Скажи: "Я нахально соврала!"

— А может, она лестницу приставит, залезет и глядит, верно?

— Глупее не выдумал? Лестницу! — Оля уже покраснела, её подхватило и понесло. — Просто можно подойти и попросить слона, и он тебя, вот так, подхватит хоботом и поднимет к себе на спину, тогда вот и в глазки заглянешь.

— Вот так прелесть! Значит, ты в Африке, как слона увидишь, так…

— При чём тут Африка? Разве я про чужого слона? А который хорошо знает тебя, знакомого…

— А много у тебя знакомых слонов? Сто?

Какое-то неловкое молчание наступило. Все даже остановились.

— Нет, всего два-три…

Ближайшая шайка воробьев разом оборвала чириканье и дружно взлетела, такой странный рёв — "у-а-ауа!.." — издала вся компания.

Зинка сияла, убедившись, что одержала полную победу.

Никто больше не спрашивал, не слушал, не смотрел на Олю с её слонами. Она шла с красными пятнами на щеках и улыбалась. Отдельно от всех.

Уже свернув в свой переулок, она заметила, что идёт не одна. На полшага сзади шагал Володя, дошагал до самых дверей её дома.

— Ну, пока… Я им сказал, что мне очень понравилось, очень интересно ты про слона рассказывала. Я всё себе так и представил… Дураки, шуток не понимают, верно?..

Оля повернулась к нему со стиснутыми губами, со свистом втянула носом воздух. Выдохнула:

— Верно. И сам дурак!

Дом был такой, как строили когда-то в старину, может быть, лет сто тому назад, во всяком случае когда-то давным-давно. И лестница деревянная, тёмная, а уж скрипучая до того, что никакого звонка не требуется: не успеешь подняться, тебя уже спрашивают через дверь:

— Кто там пришёл?

— Да это я опять! — ответил Володя.

— Вот до чего ты настырный! — Оля презрительно фыркнула за дверью. Открывать она и не подумала. — Чего ты ходишь?.. Может, ты воображаешь, что я обратно беру свои слова? Не надейся!

— Да какие там слова?

— Я же тебя дураком назвала, ты что, забыл, что ли?

— Ну и ладно.

— У тебя, значит, ни малейшего нет самолюбия? Нет?

— Я даже внимания не обращаю.

— Ах вот как? Ты на мои слова внимания не обращаешь? Зачем же я буду тогда с тобой разговаривать? Вот и уходи. Слыхал? Уходи… А то ходит и ходит, как… банный лист!

— Листья не ходят.

— Вот видишь! Значит, они умней тебя. Ну, уходи… Ты что там, кажется, ещё хихикаешь? Мне через дверь всё слышно, имей в виду! Это что ещё за новости? Его выгоняют, а он стоит под дверью и хихикает на лестнице. Иди на свою лестницу, там и хихикай.

Минуту они постояли по обе стороны запертой двери, молча, прислушиваясь.

— Ну, ты ушёл наконец? — спросила Оля.

— Да ты открой! Ну, пожалуйста!

— Хорошо, я тебе скажу: у меня очень заразное инфекционное заболевание, даже многие врачи не умеют лечить. Даже через дверь можно заразиться. Даже… Понял?

— Не разыгрывай ты меня. По-человечески просят: открой, мне поговорить нужно.

Она приоткрыла дверь и, не выпуская ручки, загородив проход, встала на пороге:

— Смотри, я тебя предупреждала, теперь я за твою жизнь не отвечаю.

Володя вдруг охнул и даже слегка попятился:

— О-о!.. Правда. Что это у тебя?.. Отчего… это?

Оля минуту с удивлением смотрела на него:

— Что у меня?.. Где?..

Он робко, издали показал пальцем. Оля недоуменно посмотрела на палец, машинально схватилась за щёку, на которую он указывал, и вдруг замерла. Потом пальцы её осторожно поползли по щеке, по лицу, осторожно всё ощупывая. Коснувшись лба, она страдальчески сморщилась, вздрогнула и с видимым трудом проговорила, всё время постанывая:

— Ага!.. Значит, уже выступило наружу… Это самый опасный период… Такая инфекция! Скорее, скорее уходи и всё лицо промой уксусом, может быть, ты ещё не успел заразиться. Ага, побледнел. Беги, беги поскорей отсюда!

Побледнел или нет, но и в самом деле он стоял с раскрытым как-то набок ртом и, выпучив глаза, со страхом глядел ей в лицо: даже в полутёмных сенях, на пороге тёмной лестницы легко было разглядеть проступившие на лице у Оли зловещие жёлто-коричневые пятнышки. Мелкие, как веснушки, на щеке, они сливались в крупное пятно на лбу.

— Ой-ой-ой!.. — растерянно бормотал Володя. — Как же это так… беги? Что значит «беги»? Нужно же врача поскорей! А тебе очень это больно, вот это вот… там… у тебя? — От сочувствия он и сам сморщился и даже слегка зашипел сквозь зубы, точно его прижгли горячим утюгом.

Оля очень внимательно смотрела на него и вдруг порывисто закрыла лицо обеими руками. Сдавленным голосом, невнятно пробормотала:

— Лучше спасайся сам! — повернулась и пошла по тёмному коридору.

— Погоди… Постой… — не отставая ни на шаг, Володя тихонько дёргал её за рукав, стараясь остановить. — Тебе же нельзя ходить в таком состоянии…