Юрий Третьяков - Вовка из нашего класса

Все первачки кричали разом:

— Анна Николаевна, он хотел к нам в окно влезть!

— Анна Николаевна, он нас пугал!

— Анна Николаевна, он кривлялся!

— Анна Николаевна…

Они заглушали слова учительницы, и только был слышен Вовкин пронзительный голос:

— … Нет, не нарочно!

— Физкультура…

— Укрепляет работоспособность…

— Физрук сказал…

— Не по деревьям, а вообще!..

— Я не кривлялся! Это вон тот кривлялся, вон — прячется! Мне так смешно стало, что сук обломился — и я упал!

— …Так обломился-то сухой! Если б зеленый, а то — сухой! Его все равно пилить! Я специально на такой и лез, думаю…

— Ерунда! Я не с таких падал… Я с колокольни…

— Нет, не вру! Когда там сыч пищал, я лазил по водосточной трубе его доставать.

— Чего ж хорошего? Даже тошнит, как больно!

— Конечно, не буду, особенно на сухие сучья…

Наконец учительница вернулась в класс, а Вовка подмигнул нам и, прихрамывая, вошел в подъезд.

— Вот тебе первый случай! — сказал он, заходя в класс. — Так и нарисуй: как залезал я на дерево, и как дразнил первачков, и как падал, и как вывихнул ногу… Это можно в нескольких карикатурах изобразить!

Сашка пожевал губами и помотал головой:

— Смешного тут мало…

— Как мало? — взвился Вовка. — Как мало? Разве этого мало? Чуть до смерти не убился, а ты говоришь — мало! В одном учебнике для старших классов есть даже картинка: орангутанг повис на дереве, зацепился передними руками и висит! Разве не смешно? Да любой художник, если б ему показать, как я летел с дерева, да как эти первачки с перепугу кричали и выли, он нарисовал бы такую картину, что все бы животы понадорвали!

— Нет, — качал головой Сашка, — Андрей Кондратьич скажет: человек упал, мог разбиться, это несчастный случай, над этим нельзя смеяться.

— А верно, — вдруг согласился Вовка. — Так он и скажет. Это я не додумал. Выходит, зря пострадал… Ну, ничего! Не горюй! Придется придумывать что-нибудь другое!

Весь следующий урок он думал, а как зазвенел звонок, выскочил из класса и пропал. Вместе с ним пропал новенький ученик-верзила по кличке Емеля.

Уже начался урок, а их все не было. Минут через десять они открыли дверь и попросились войти.

— Вы где были?

— У директора. По случаю игры на рояле…

Я насилу дождался следующей перемены, и Вовка рассказал, что с ними случилось.

— Еще один случай прибавился! Самый сатирический! Первый сорт! Видел в общем зале рояль? Ну, вот. Я Емеле говорю: «Давай сейчас откроем крышку, я залезу внутрь, ты будешь играть, а я петь…» Как будто этот рояль играет и сам в то же время поет… Такой особый рояль! Вроде патефона! Емеля, хоть играть и не умеет, но как заиграл, а я запел «По долинам и по взгорьям…»

— Ну и что?

— Ну и все. А все остальное время мы у директора были. Поведение нам обоим снизят. Опять скажешь — не смешно? Вот Емеля свидетель, что даже сам директор, когда нас к нему привели, смеялся, И Андрей Кондратьич смеялся, а из первого класса учительница, которая на меня жаловаться пришла, даже журналом закрывалась. Да-а-а… Давно я уже у директора не был… С полгода.

— А здорово у него в кабинете, — ухмыльнулся Емеля. — Книги в шкафу! Я, пока там был, все заглавия через стекло перечитал… Все научные.

— Ну это что! — сказал Вовка. — Вот когда Клавдия Ивановна была директором, там аквариум стоял! А еще был директор до нее, у того — глобус громадный. Потому что он сам географию преподавал. Потом этот глобус… Глянь, сам Толька сюда плетется. Сейчас ко мне начнет придираться.

К нам подошел Толька, а с ним чемпион по всем видам спорта — Женька.

— Вот он! — сказал Толька. — И рад! Как будто подвиг какой совершил! Ты что, с ума, что ль, начал сходить?

— Может, и начал, — независимо сказал Вовка. — А тебе что?

— А то! — вмешался Женя. — Достукался? Поведение снизят?

— Подумаешь! Мне же снизят, не тебе. Ты-то чего страдаешь?

— А ты в чьем классе? — спросил Толик.

— Класс как был, так и останется. Никто не заболел и не помрет. Может, и спасибо скажут!

— За что?

— Ну, это тебе рано знать. Не полагается. Там увидим. За поведением есть Андрей Кондратьич следить… И ругать… Тебе за это зарплату, что ли, платят?

— Мы тебе покажем зарплату! — покраснел Толик. — Вот попробуй еще — узнаешь зарплату!

— Ничего ты не сделаешь, — упорствовал Вовка, — потому что получилось у меня в мозгу такое… затемнение… временное.

— Еще бы — постоянное! — засмеялся Женя. — Мы за тебя возьмемся. Сразу у тебя получится просветление! Будет твой мозг как стекло!

Вовка сразу пригорюнился, но продолжал стоять на своем:

— Дурацкое дело… оно, конечно! А все-таки придется мне еще две штуки сотворить. Уже продуманы, жалко, если пропадут.

— Мы тебе сотворим! Запомни! — пригрозили ребята и ушли. На прощание они обратились и к Емеле:

— Ты тоже! Не успел в школу поступить, а уж…

— А я что? — перестал ухмыляться Емеля. — Я тут ни при чем. Я только подсоблял.

И когда Толик с ребятами ушел, попросил Вовку:

— Ты уж, Вова, меня освободи. Ну их… Ты тут свой — тебе что? А я новенький…

— Испугался? — прищурился Вовка. — Эх ты, Емеля — твоя неделя! Без тебя обойдусь! Все равно в стенгазету теперь попадешь.

— Ну? — испугался Емеля.

— Вот тебе и «ну»! Такой уж у нас порядок, ничего не поделаешь!

Началась зоология. Учительница поставила на стол банку с живым ужом. Вовка сказал, что он со своего места плохо видит, и пересел к самому столу, но почти весь урок сидел смирно. И только когда учительница отошла от стола и начала развешивать на стене картинки, Вовка вдруг схватил банку, вытащил оттуда ужа, обмотал его себе вокруг шеи, обернулся к классу и захохотал:

— Знаменитый укротитель змей…

Но тут зоологичка вырвала у него перепуганного ужа, схватила за рукав и так быстро выставила за дверь, что Вовка даже не успел договорить, что делает укротитель со змеями.

Тут же Женя и Колька толкнули в спину сидевшего впереди них Толика, тот обернулся, они ему что-то шепнули, он кивнул, встал и попросил разрешения выйти.

Когда за ним закрылась дверь, я начал смотреть в окно. Сначала из подъезда не спеша вышел Вовка и сел на скамейку. Потом глянул на подъезд, вскочил и припустился бежать по дорожке. За ним гнался Толик. Оба они скрылись за акациями и больше не показывались.

После звонка все высыпали во двор поглядеть, что стало с Вовкой.

Но они с Толиком как ни в чем не бывало стояли на крыльце и мирно беседовали с Андреем Кондратьичем. Только одно ухо у Вовки было опухшее и красное, как лепешка, а у Толика — шишка на лбу…

Толик говорил Андрею Кондратьичу:

— Да уж, Андрей Кондратьич, ему поведение не снижайте… Он больше не будет… Это у него в мозгу случилось затемнение временное, А теперь прошло… Верно!