Валентина Осеева - Динка

Мышка из-под широкого рукава Лины жадно следила за обоими.

Малайка осторожно снял икону; на пол посыпалась известка, на стене остались тонкие ниточки паутины.

— Сичас, пожаласта, берем… — держа икону прямо перед собой и выходя с ней за дверь, неуверенно бормотал Малайка. И, словно боясь, что Лина одумается, рассердится, раскричится, еще раз заглянул в кухню. — Совсем несть, Лина?

Лина, погруженная в свои мысли, не ответила. Малайка; прижимая к груди икону, на цыпочках прошел мимо окна и скрылся за деревьями.

— Ну вот, — сказала Лина. — Унес… Теперь пустой угол…

— Лина… — умоляюще прошептала Мышка.

— Ничего, доченька… не корю я тебя…

Лина оправила кровать, взбила подушки. Не спеша двигаясь по кухне, прибрала в углу сор и, открыв дверь, поглядела в сад. Малайки все не было.

— Небось в саму Волгу затащил, нехристь эдакий… возрадовался! — грустно усмехнулась Лина.

Но Малайка вернулся, весь пропыленный, с портретом в руках.

— Сичас, пожаласта… — промычал он, держа во рту гвозди, а под мышкой молоток.

— Что это ты, Малай Иваныч? Кого это приташил? — удтвленно спросила Лина.

Круглое лицо Малайки расцвело смущенной улыбкой:

— Один очень умный человек… будешь скучать — смотри портрет.

На Лину глянуло лицо незнакомого человека. Глаза его смотрели умно и проницательно.

— Батюшки! Да где же ты его взял? — всплеснула руками Лина.

— На чердаке. В папином ящике, — тихо сказала Мышка. Малайка, причмокнув языком от удовольствия, повесил портрет. Лина поглядела еще раз и глубоко вздохнула.

— Ничего, симпатичный, — равнодушно сказала она, махнув рукой.

— Это Чернышевский! — серьезно пояснила Мышка.

— Мама! — шепотом сказала Динка. — Малайка куда-то унес Линину икону.

— Что такое? — громко удивилась Марина. Катя подняла голову от шитья, Алина — от книги; но Динке не пришлось повторить свое сообщение, так как из кухни прибежала Мышка и начала сбивчиво рассказывать о том, что произошло:

— Лина не будет больше молиться… Она сама сказала Малайке, чтобы он снял ее икону… А на месте божьей матери у нее теперь висит Чернышевский! — торжествующе закончила Мышка.

— Чернышевский? — рассеянно переспросила Марина и посмотрела на сестру.

Катя фыркнула и, пожав плечами, встала.

— Пойду посмотрю, в чем дело, — сказала она.

— Только не смейся, Лина очень плакала, — зашептала ей по дороге Мышка.

— Ничего не понимаю… — глядя на мать, сказала Алина.

— Я тоже… При чем тут Чернышевский? — ответила ей Марина.

Но Катя с Мышкой, обнявшись, вошли на террасу. — Марина! — падая в изнеможении на стул и с трудом сдерживая смех, сказала Катя. — Там действительно вместо иконы — Чернышевский…

Она хотела еще что-то сказать, но из кухни рысцой прибежал Малайка. Круглые глаза его сияли, лицо лоснилось, белые зубы сверкали в восторженной улыбке.

— Лина согласился! Свадьба будем делать! Сичас едем город, даем деньги попу, ныряем корыто, крестимся и берем Лина! — взволнованно сообщил он и, испуганно оглянувшись, бросился обратно в кухню.

Дети тихонько прыснули от смеха и вопросительно поглядели на взрослых.

— Неужели до свадьбы дошло? — удивленно сказала Катя. Марина засмеялась:

— Свадьба-то свадьбой, но в какое корыто он ныряет? Дети засмеялись еще громче.

— Мамочка, — сказала Мышка, — это не корыто, это в церкви Малайка будет выкрещиваться!

— А-а! — захохотала Марина и, вытирая платком выступившие от смеха слезы, сказала: — Ну, это тоже исключительное событие! Не иначе, как Чернышевский помог!

— Нет, это не Чернышевский… — тихо сказала Мышка.

Катя вскочила и, взглянув через перила, дернула за рукав сестру:

— Идут! Малайка и Лина! Вместе идут! Дети, не смейтесь! — быстро предупредила она.

Девочки бросились к перилам.

По дорожке чинно шли Малайка и Лина. На Лине был новый сарафан из темно-синего сатинета, отороченный по подолу двумя рядами золотой ленточки, гладко причесанную голову покрывал темный шелковый платочек; свежее лицо ее казалось очень бледным, карие глаза, выплаканные за эти дни, — монашески строгими. Малайка, в застегнутом на все пуговицы пиджаке, важно шествовал с ней рядом, выпятив вперед грудь и глядя прямо перед собой.

— Ну, это уже не шутка, — пряча смешливую улыбку, тихонько шепнула Марина и, обернувшись к детям, строго погрозила им пальцем.

Алина отдернула от перил Динку и Мышку, поспешно усадила их за стол и села сама. Все трое с настороженным любопытством ждали приближения какого-то торжественного и незнакомого им момента.

Перед террасой Лина молча взяла за руку Малайку, медленно поднялась по ступенькам… Марина и Катя двинулись ей навстречу; дети тоже встали со своих мест.

— Милушки вы мои, родные мои! — зазвенел вдруг голос Лины. — Нет у меня ни отца, ни матери, одни вы у меня на свете! — Она низко поклонилась.

Малайка, потерявший сразу всю важность, скосил на Лину свой черный глаз и также неловко поклонился.

— Поблагословите меня, родные мои, на законный брак, на любовь и согласие… — певучим голосом сказала Лина. Марина и Катя бросились к ней, обняли ее.

— Лина! — в один голос вскрикнули младшие дети. Алина беспокойно заморгала ресницами.

— Будь счастлива, Линочка… верная, родная моя подруженька! — вспомнив сразу элеватор и прожитые вместе годы, сказала Марина.

— Будь счастлива, Линочка! — повторила за ней растроганная Катя.

Лина, плача навзрыд, обняла обеих сестер. Глаза Малайки тревожно забегали по всем лицам.

— Зачим плакать? — беспомощно засуетился он. — Зачим плакать?!

— Лина! — расталкивая всех, закричала Динка. — Почему ты плачешь? Я не хочу такой свадьбы! Я не хочу, чтобы ты плакала!

— Дитятко мое выхоженное… — прижала ее к себе Лина.

— Конечно! При чем тут слезы? — быстро и весело сказала Марина. — Ведь это радость, что вы поженитесь!.. Дети, поцелуйте Лину и Малайку! У нас большая радость!

— Поздравляю тебя, Малайка! Лучшей жены во всем све-те не сыскть тебе! — поддерживала сестру Катя.

— Какой лучше… где есть лучше?.. — заулыбался Малайка, отвечая на объятия и поцелуи.

Лина перестала плакать. Дети с мокрыми лицами лезли целоваться то к ней, то к Малайке.

запел вдруг никем не замеченный и подошедший к террасе Олег.

Начались новые поздравления, пожелания счастья… Малайка снова засиял как солнце. Лина, обняв детей, тоже улыбалась на громкие шутки Олега, но с лица ее не сходило печальное и торжественное выражение покорности своей будущей судьбе.

— Ну, Малай, не девушку отдаем мы тебе, а жемчужину! Береги ее пуще глаза! — поздравляя Малайку, сказал Олег.