Валентина Осеева - Динка

Лина слушала, кивала головой, а один раз тихо спросила:

— А ты думаешь ли, Малай Иваныч, каково мне с моей семьей расставаться?

Малайка растерялся, заморгал ресницами:

— Зачим расставаться? Ходить будем, ездить будем… — И, увидев грустные глаза Лины, жалобно запросил: — Лина! Золотой мой, хороший! Что скажешь, все сделаю! На руках таскать буду! Скажешь: ныряй, Малайка, Волгу, — сичас ныряем! Скажешь: вылезай, — вылезаем!

— Чего тебе нырять от меня, Малай Иваныч! Я девица скромная. К мужу буду уважительная. Чего не надо, того не стребую, — с прежней лукавой улыбкой ответила Лина.

После страшного рассказа Васи Динке стало боязно гулять одной, и до приезда Леньки из города она сидела дома. Слоняясь без дела по саду или забившись в свою комнату, девочка погружалась вдруг в мрачное раздумье.

«Все стало другое… — думала она, — все, все… И мама стала какая-то другая, и Катя, и Алина… и Мышка… и Никич… и Лина… Даже листья на деревьях стали другие, словно кто-то подкрасил их по краям желтыми и красными ободочками… Но в саду это может быть от близкой осени, а что же случилось с людьми?»

Динка чувствовала приливы глубокой тоски в сердце и шла искать Мышку. Давно уже они не оставались вдвоем, не смеялись вместе, не шептались в уголках, не говорили друг другу сердитых или нежных слов. Что же так изменилось в их жизни?

Динка вдруг вспоминает пристань и прощание с Марьяшкой… Бедная Марьяшка… Как жалела ее, как плакала тогда Динка… Слезы вырывались из ее груди вместе с сердцем… А потом Марьяшка выздоровела, и мать увезла ее в деревню, А те слезы остались навсегда. Потому и жизнь так изменилась, и не смеются они теперь с Мышкой. Как смеятся, если люди не жалеют друг друга. Увела Нюра Марьяшку и даже попрощаться не дала. Конечно, кто они ЕЙ? Чужие, С родными так не поступают… Вот и Малайка хочет увести Лину… И никто даже не удивляется этому… А ведь Лина всю жизнь была ихняя. Сколько помнит себя Динка, столько помнит и Лину… При чем же тут Малайка? Конечно, он очень хороший… Но разве Динка променяла бы когда-нибудь Лину даже на самого лучшего человека?

— Ни-ког-да! — громко отвечает себе Динка. И оттого, что Лина все-таки меняет ее на Малайку, девочка чувствует себя такой беззащитной перед людской несправедливостью, что хочется ей уйти куда-нибудь далеко-далеко в широкое поле, превратиться в белую березку… и стоять там день и ночь одной-одинешенькой… Будет ветер ее трепать, и дожди на нее прольются, а однажды в черную-черную ночь люди вспомнят о ней и скажут:

«Не березка ли это белеет в темноте, не она ли стоит одна-одинешенька среди голого поля?»

— Ну его! Ну его! — вдруг пугается Динка. — Не пойду я на это поле, зачем мне оно, я с Ленькой буду… При Леньке меня и хозяин не тронет, а так мало ли что может случиться…

Фантазия Динки снова разыгрывается… Девочка представляет себе, как подходит к их забору страшный бородатый человек, еще не совсем убитый, но весь в крови…

«Где она? — грозным шепотом говорит он и закидывает за забор одну ногу, потом другую. — Где та девчонка, что висела на моей бороде, а… а?..»

Динка машет рукой, вскакивает, хочет бежать. Она понимает, что все это она придумала сама, но от страшных мыслей никак нельзя избавиться. Они приходят и днем и ночью. Если бы случилось что-нибудь такое, что бы сразу отшибло эти мысли… Может, считать до двадцати? Или найти какую-нибудь приставучую скороговорку, вроде: «Карл у Клары украл кораллы… Карл у Клары украл кораллы…»

Мама как-то раз сказала, что такая глупость засоряет голову. А Динке как раз и надо засорить голову, чтоб не думать о страшном. Можно еще вот это говорить, оно такое же не очень умное:

«Окло леса, окло леса шла с бараном баронесса».

Или уж совсем просто:

«Баран, баран, бу-у! Баран, баран, бу-у!»

Динка, глубоко вздыхая, выходит на террасу. Катя быстро-быстро вертит блестящее колесико машинки, из-под левой руки ее сползает на пол длинный белый кусок полотна…

Но Динку не интересует больше Линино приданое, она уже знает, что в этих сборах кроется много грустного. Но почему притворяются взрослые, что это хорошо и весело? Почему, несмотря на Линины слезы, Катя все шьет и шьет это противное белое приданое?

Спросить об этом Динка не решается и, сойдя со ступенек, направляется в палатку к Никичу. Но в палатке слышится громкий храп. Никич теперь часто спит днем, потому что ночью ездит на рыбную ловлю. Один раз он притащил целое-ведро рыбы. Но лучше бы он сидел дома… Динка заходит за палатку, открывает свой сундучок, но папиной карточки там нет… Наверное, взял Никич…

Динка плетется в кухню. Лина чистит и моет кухонные полки, перебирает какую-то посуду.

— Лина, — говорит Динка, — я думаю, что тебе нужно прекратить немедленно эту свадьбу!

— Крохотка ты моя! — притягивая девочку к себе, говорит Лина. — Уж я вроде и сама не рада. Заела меня тоска в сердце…

— Вот видишь, — уныло говорит Динка, прижимая руку к груди, — меня тоже заело это самое…

Лина гладит ее волосы, целует ее глаза и щеки:

— Доченька ты моя ненаглядная!

— Подожди, Линочка… — уклоняясь от ее ласк, говорит Динка. — Если хочешь, я сломаю Катину машинку, и это длинное белое приданое сразу перестанет сползать на пол.

— Бог с тобой, милочка! — пугается Лина. — Ведь на это деньги потрачены. Катя и мама, как родную, меня провожают…

— Почему провожают? Куда провожают, Лина? — озабоченно спрашивает Динка. Разве вы с Малайкой не будете жить с нами?

Лина смаргивает слезы и молчит.

— Ты уже не любишь нас, Лина, ты одного Малайку любишь? — жалобно говорит Динка.

— Что ты, что ты, крохотка моя! Разве променяю я вас на кого-нибудь?! Никогда и не думай этого! Как была вашей Лина, так на всю жизнь и останется… А Малайка… это что ж? Это особь статья… Каждой девице надо замуж выходить, а он человек добрый, хороший… — взволнованно объясняет Лина.

Но Динка уже не слушает ее и, чувствуя какую-то горькую обиду, выходит из кухни.

На крокетной площадке занимается Алина с Анютой. Алина тоже изменилась; она совсем не замечает младших сестер, как будто они обе провалились сквозь землю. Она редко подходит и к маме, когда мама дома, ЕЕ словно ничего не интересует в жизни, кроме Кости и его поручения, И хотя белоглазый человек больше никому не попадался на глаза, Алина, как верный страж, несколько раз и день обходит весь сад…

Динка смотрит из-за кустов на гамак, где сидит Мышка. Подойти или не подойти? Мышка читает. Гога, узнав про ее слезы о Марьяшке, подарил ей несколько книг Диккенса в красивых переплетах. Для Мышки это, конечно, было отвлечением, но Динка окончательно затосковала без сестры.