Василий Голышкин - Красные следопыты (Повести и рассказы)

Милиционер Еремин был человеком дела. Остановил порожнюю «Волгу» и, набив ее ребятами, погнал в поселковый Совет.

Увидев «трубочистов», председатель нахмурился: опять чего-нибудь натворили. Вопросительно посмотрел на милиционера Еремина. Тот подошел и зашептал на ухо. Председатель изменился в лице: оставить поселок без соли! Да понимают ли «трубочисты», что они натворили?

«Трубочисты» улыбались и смотрели на председателя ясными глазами. Они ждали благодарности. За чистые тротуары... За целые носы и ноги...

Они удивились, когда председатель сказал:

— Из-за вас поселок остался без соли. — И посмотрел на Вовку-большого: — Опять ты?

Вовка-большой виновато улыбнулся. «Он», — решил председатель.

— Нет, — сказал Митя Удальцов.

— А кто же? — спросил председатель.

— Я, — сказал Митя Удальцов. — Соль съедает снег... Наукой доказано.

— Возможно, — сказал председатель, — а соль съедают люди. И жить без соли не могут. Это и доказывать не нужно.

— Что же нам теперь делать? — спросила Вера Дюжева. — Пусть падают?

— Зачем же? — сказал председатель. — Есть средство.

Он черкнул что-то и протянул листок милиционеру Еремину.

— Товарищу Чумакову.

Милиционер Еремин исчез. Председатель уткнулся в бумаги. Гарнизон, переминаясь с ноги на ногу, ждал, что будет дальше.

Дверь распахнулась, и в кабинет с лопатами под мышкой вошел Чумаков. Увидев ребят, удивился. Эти еще зачем здесь?

Он не успел удовлетворить свое любопытство.

— Как с техникой? — спросил председатель.

— На ходу, — ответил товарищ Чумаков. — Да что толку. Рабочей силы нет.

— Рабочая сила есть, — сказал председатель, — раздайте лопаты присутствующим.

— Мальчишкам? — удивился товарищ Чумаков.

— Именно им, — сказал председатель, — если вы хотите, чтобы у нас в поселке осталась хотя бы крупица соли.

Товарищ Чумаков намека не понял, но лопаты роздал.

Ребята переглянулись: лопаты. Вот, оказывается, о каком «средстве» говорил председатель. Ладно, пусть будут лопаты если им жалко соли.

Феликс Кудрявцев не выдержал:

— Немного наковыряешь этим инструментом.

Товарищ Чумаков обиделся:

— Каждой лопате придается автомобиль с песком.

Вот оно что! Ребята, как по команде, посмотрели на председателя. Председатель усмехнулся:

— Идите!

Какое там идите! Не выдержали, кинулись наперегонки — разбирать машины. Прощай, гололедица!

Кинокамеру купили в складчину. Снимать фильм вызвался Митя Удальцов. Написать сценарий хотели поручить Феликсу Кудрявцеву. Но Феликс отказался.

Вовка-большой возмутился: по русскому всегда пять, и отказывается, почему?

— Писателей не назначают, — сказал Феликс. — Писателями рождаются.

Вовка-большой спросил у всех:

— Кто родился писателем?

Вера Дюжева хихикнула: во всяком случае, не она. Митя Удальцов развел руками: и не он. Степа Варенец погрузился в размышления: пожалуй, что нет. Про себя Вовка-большой знал точно: нет!

— Вера Дюжева?

— Нет.

— Митя Удальцов?

— Нет.

— Степа Варенец?

— Нет.

— Я тоже нет.

Все — нет. А Феликс Кудрявцев? Молчит. Сказать «да» — неловко, сказать «нет» — обидно. Ведь сочиняет.

На это Вовка-большой и рассчитывал, кое-что знал.

— Молчание — знак согласия, — сказал он.

Феликс Кудрявцев понял — не отвертеться. Да и не хотелось. Наоборот, было приятно. Всегда приятно, когда другие видят в тебе то, что ты сам хочешь. Так что, если все признают в нем писателя, он согласен. С ходу даже название фильму придумал: «Город на заре». И если никто не возражает...

Никто не возражал, и вскоре фильм по сценарию Феликса Кудрявцева был запущен в производство.

Он состоял из двух частей: как просыпается природа и как просыпаются люди.

Природа, по сценарию, просыпалась так. Всходило солнце, и цветы удивленно разевали рты: вот так штука!

Написать оказалось легче, чем заснять. На пожарную каланчу не пустили. А выше места не было.

Заснять солнце с улицы мешали дома, заборы и заводские трубы.

Сунулись на каланчу еще раз.

— Детям нельзя, — сказали на каланче.

— Мы не дети...

— А кто же?

— Юные пожарные.

— Юным пожарным можно, — сказали на каланче и пустили.

...Цветы решили заснять у Дюжевых. Пришли ни свет ни заря. Разбудили бабку.

— Разрешите заснять цветы?

Бабка, добрая душа, не так поняла. Пошла в сад, нарвала из последних: снимайте. А им цветы на корню нужны. Вера Дюжева, узнав, чуть не разревелась: почему ее не разбудили? А ее нарочно по утрам не брали: жалели.

Пришлось снимать цветы у других.

Вторую часть снимали где придется.

Поймали в кадр дворника, милиционера, пассажира, шофера, молочницу и других утренних людей.

Однажды пошли ловить сторожа.

...На заре всегда тихо, потому что все шумы спят. Воробей чирикнет — не в счет. Один воробей утра не делает. Петух заголосит — не в счет. И один петух утра не делает. Вот когда они все вместе зачирикают и заголосят, тогда, считай, дело сделано: утро пришло.

Но до этого еще далеко. А пока четверо идут в тишине: Митя Удальцов — оператор, Феликс Кудрявцев — сценарист, Вовка-большой — режиссер, Степа Варенец — просто так человек, на всякий случай. Идут ловить в кадр сторожа сберегательной кассы. Как он, внезапно пробудившись, мечется возле оберегаемого объекта и не может понять, то ли наяву слышал: «Караул», то ли приснилось.

Спящего сторожа они засекли давно. Когда снимали первых пассажиров. И тогда же решили: будет отличный кадр. И вот они идут делать этот кадр.

Вовка-большой крикнет: «Караул!»

Сторож, проснувшись — а спит он на крылечке соседнего дома, — бросится к сберегательной кассе.

Митя Удальцов снимет сберегательную кассу и направит кинокамеру на бегущего сторожа.

Это конец съемки, финал. А начнется она с того, что Митя Удальцов снимет спящего сторожа...

Вот он.

За дело оператор. Кинокамера жужжит, как муха в спичечной коробке. Сторож, всхрапывая, разевает рот. Во рту у сторожа серебряный зуб.

Готово!

Теперь к сберкассе.

Жжжжжжж...

Митя снимает и ждет. Вот оно:

— Караул!!!

Это Вовка-большой. Сейчас появится разбуженный сторож. Надо перевести аппарат на него.

Однако прежде, чем Митя успевает это сделать, дверь сберегательной кассы распахивается, и оттуда прямо на Митю, грозя кувалдами-кулаками, вываливается какой-то человек.

О, черт! Еще один сторож. Митя Удальцов бросается прочь...

— Держи! — слышится сзади. — Держи-и-и!..

А вот уже и ничего не слышится. Митя Удальцов близ дома. Крадется вдоль сараев. В одном из них — летний штаб гарнизона. Сарай шумно дышит. Кто-то уже прибежал. Митя Удальцов входит. Ага, все здесь! В горле горько от бега. Говорить ни о чем не хочется. Голова от бессонницы как не своя. Спать!