Алексей Мусатов - Дом на горе

— Пусть отвечает, коли так, — согласился Витя. — Можем вторую делянку навечно закрепить за Ручьёвым. А осенью мы ещё поговорим о его дисциплине…

С этого дня Костя стал работать один. Он попытался перетянуть на свою сторону Пашу Кивачёва и Васю Новосёлова, но те отказались.

— Замутилось у нас всё. Больше шума, чем дела. Отпишусь, я, пожалуй, из юннатов, — сказал Паша. — Давайте лучше в колхозе работать. Там дела поважнее.

И Костя согласился с приятелем. В бригадах шла трудовая страда. Каждый день ребятам находилась какая-нибудь работа: то они бороновали пары, то пололи хлеба, то сушили и сгребали на лугу сено.

На уход за опытным просом у Кости не хватало времени. Прореженная делянка всё гуще зарастала сорными травами.

Костя понял, что из его опыта ничего дельного не получится, махнул на делянку рукой и больше не показывался на пришкольном участке.

Всё утро Колька Ручьёв пропадал неизвестно где. В полдень он прибежал домой, выпил наспех кружку молока, отрезал ломоть хлеба, прихватил из чугунка пяток картошек в мундире и принялся засовывать их в карман.

Костя тоненько присвистнул. Нет, так дело не пойдёт! Что же поделаешь, если нет у них теперь ни отца, ни матери. Но обед есть обед, и он должен проходить не хуже, чем в других семьях, — чинно, неторопливо, в положенное время.

Да и к тому же, зачем он сегодня утром старался, готовил щи из свежей капусты, бегал к соседке то за советом, то за луком? Смешно, в самом деле, обедать одному, самому себе подливать щей из чугунка, самого себя угощать и похваливать!

— Колька, стоп! — голосом, не допускающим возражений, приказал Костя и загремел заслонкой у печи. — Обедать будем все вместе. Сейчас Сергей придёт.

— Так я же сытый! — взмолился Колька. — А потом, мне и по делу бежать надо.

Костя насмешливо оглядел братишку: удивительно, до чего деловой человек стал этот Колька! Один вид чего стоит — рубаха измазана землёй, руки зазеленились.

— Ты что, Колька, в команду пластунов записался? Или за горохом к кому-нибудь лазил?

— Такими делами не занимаюсь, — обиделся братишка. — Я, можно сказать, ваши грехи покрываю.

— Какие ещё грехи? — Костя застыл с ухватом в руке.

— Да, да… Запустили своё хваленое просо, а мы поли за вас, гни спину!

— Меня это теперь не касается, — нахмурился Костя.

— Понятное дело: загубил вторую делянку и носа к юннатам не показываешь. Выдохся, все пары вышли!

— Это кто говорит так? — Костя грозно шагнул к брату.

— Витя Кораблёв говорит. — Колька на всякий случай подался поближе к двери. — Вот погонят тебя из юннатов, будешь знать!

Решив, что брат наголову разбит его доводами и теперь не посмеет силой усаживать за стол, Колька шагнул к двери.

— А обедать всё равно будешь! — настойчиво сказал Костя.

Колька готов был возмутиться такой несправедливостью, но тут в избу вошёл старший брат, Сергей, рослый, скуластый парень с крупными чертами лица.

— Как на катере? — Сергей снял пиджак, повесил его на гвоздь у двери и, оставшись в одной линялой матросской тельняшке, мельком оглядел избу. — Вижу, вижу: полный порядок. И команда вся в сборе. Тогда свистать на обед. Корми, Костя!.. А ты, Микола, полей мне. Не в службу, а в дружбу.

Скрепя сердце Кольке пришлось покориться.

Захватив ведро с водой, Сергей вышел в проулок, снял тельняшку.

Колька лил брату на шею студёную воду и обдумывал, как бы это половчее пожаловаться на Костино самоуправство. Но на руках Сергея, опушённых золотистыми волосами, так молодо и легко играли и перекатывались желваки мускулов, что мальчик невольно засмотрелся.

«Сильный он у нас… морячок! — с уважением подумал Колька. — Кого хочешь поборет и морским узлом завяжет».

Он потрогал тугой бицепс на правой руке Сергея и вздохнул. Когда же у него будут такие мускулы?

Да и вообще, старший брат у них деловой, серьёзный, таким можно только гордиться. Во время войны Сергей был бравым старшиной первой статьи на торпедном катере «Удалой», заслужил три боевых ордена и пять медалей, а сейчас он работает председателем правления колхоза.

Только брат почему-то редко вспоминает о своей матросской службе, а всё больше рассказывает Косте и Кольке о том, что у них в колхозе к Новому году будет пущена в ход электростанция, начнёт работать свой радиоузел, появятся три грузовые машины…

Спору нет — это, конечно, хорошо, но нельзя же забывать и про боевые дела на фронте!

Что до Кольки и Кости, то они могли часами рассказывать приятелям о наградах Сергея, о его матросской службе, о подвигах торпедного катера «Удалой» и просто о море. В их представлении оно было картинно-синим при солнце, фиолетовым — вечером, свинцовым — в бурю. Опасной, тяжёлой, но вечно солнечной, вольной казалась им жизнь на море.

Не желая, чтобы матросская слава брата так скоро забылась, Костя с Колькой поддерживали её, как могли, — старую бревенчатую избу с резными наличниками на окнах называли «катер» и по всякому поводу старались объясняться на морском языке: по утрам не будили друг друга, а «свистали побудку»; пол не мыли, а «драили палубу»…

Умывшись, Сергей с братьями сел обедать. Он достал книжку, положил её на край стола и зачитался. Щи он ел, не глядя в тарелку.

Колька решил созорничать — отодвинул тарелку в сторону, и Сергей, точно слепой, долго шарил ложкой по столу. Братишка прыснул в кулак.

— Не балуйся, Микола! — погрозил ему пальцем Сергей, обнаружив проделку.

Обедать Кольке стало скучно. Он наспех поел щей и покосился на дверь. Но Костя сегодня был на удивление хлебосолен — то и дело подкладывал Кольке хлеб, подливал густых дымящихся щей.

— Кушай, Микола, поправляйся! Смотри, щи-то какие — в звёздочках, с мясом…

— Серёжа, — не выдержал Колька, — чего он меня, как гуся на убой, откармливает! Это он нарочно… я знаю. Из-за проса всё!

Но Костя и глазом не повёл, а только деловито заметил Сергею, что Кольке надо поправляться.

Сергей на минуту вскинул голову:

— Правда, Микола, отощал ты у нас за лето. Ешь больше! — и опять опустил глаза в книжку.

А обеду, казалось, не будет конца. После щей Костя подал картошку с грибами, потом молоко.

Когда наконец отяжёлевший Колька выбрался из-за стола, его потянуло подремать. Но он стойко преодолел этот соблазн и, тяжело передвигая ноги, вышел из избы.

На свежем ветерке он быстро взбодрился, заглянул с улицы в окно, показал Косте кукиш и весело пропел:

— Что это он? — удивился Сергей.

— Пообедал крепко, вот и веселится! — хмыкнул Костя.

После обеда Сергей мельком взглянул на часы: «Ага, минут сорок можно!», достал тетрадь, пузырёк с чернилами и принялся что-то писать.