Владимир Данилов - Магелланы с берегов Неженки

В школе было непривычно тихо. Темными коридорами они прошли в кабинет биологии. Виктор Петрович зажег свет, достал из шкафа микроскоп и настольную лампу. Свет от нее блестящим зайчиком заиграл на круглом зеркальце микроскопа.

Виктор Петрович долго настраивал микроскоп, регулировал объектив, наконец оторвал хвоинку и положил ее на предметный столик. Братья, затаив дыхание, ждали: что же скажет учитель.

Наконец Виктор Петрович поднял голову и негромко произнес:

— Какой-то грибок! И вы говорите, на целой вырубке?! Завтра же надо позвонить в институт леса.

Мальчики поочереди разглядывали в микроскоп тонкие блестящие паутинки, которыми была покрыта хвоинка. Дело оборачивалось гораздо сложнее, чем предполагали братья Тергуевы. Они думали, что Виктор Петрович знает, чем больны сеянцы и сумеет как-то помочь молодым деревцам. Но загадка, над которой ломал голову лесник, оказалась непосильной и для их учителя.

Тревога Виктора Петровича передалась ребятам. Прощаясь, они договорились, что завтра сразу же после уроков все трое пойдут на почту и позвонят в Петрозаводск.

На следующий день каждую перемену Сашка прибегал в шестой «А» и спрашивал брата: «Ну как, Виктор Петрович ничего не говорил?» — И услышав отрицательный ответ, сокрушенно добавлял: — «И мне тоже ничего».

После четвертого урока в класс снова вбежал Сашка:

— Знаешь, все сорвалось!

— Что сорвалось? — переспросил Павлик.

— Ну, о чем вчера договаривались. Виктор Петрович заболел. У нас должна быть ботаника четвертым уроком, а сделали физкультуру. Что делать будем?

Павлик сосредоточенно засопел, соображая, как же быть. Но Сашка сразу же предложил:

— Давай к Виктору Петровичу домой сходим. Может, он что-нибудь придумает или письмо какое напишет.

— Вот что. Сходить мы к нему сходим, только время-то идет. Мы сперва сами позвоним в институт леса, а потом зайдем к Виктору Петровичу. Он даже обрадуется, когда узнает, что все в порядке. Ему-то ведь нельзя на улицу выходить, раз он больной.

Сашка не стал спорить. После уроков мальчики сразу же отправились на почту и объяснили телефонистке, кто им нужен в городе. А для солидности Сашка добавил:

— И чтобы к телефону подошел самый главный ученый академик. У нас к нему важное дело есть.

Ждать пришлось целых полчаса, пока линия освободилась. За это время Павлик не проронил ни слова. Он все обдумывал, как бы лучше объяснить ученым о болезни сеянцев. Но едва телефонистка сказала: «Даю город, пройдите в кабину», как у Павлика все слова, которые он только что повторял про себя, разом вылетели из головы.

В трубке что-то затрещало, зашумело. Потом послышался глухой голос. Павлик прижал трубку к уху и, робея, произнес:

— Алло, это город? Мне нужен институт леса. Кто у телефона?

В трубке снова что-то затрещало, потом стало тихо. И тут Павлик услышал, как далеко-далеко, на другом конце провода спокойный голос сказал:

— Институт леса слушает. У телефона научный сотрудник Шелест. С кем говорю?

На миг Пашка даже замер от удивления: услышали. Он расплылся в широкой улыбке и заговорил:

— Это звоним мы с Сашкой, из Ташкан. У нас маленькие сосны заболели. Никто не знает чем. Василий Егорович не знает, Виктор Петрович — наш учитель — не знает и мы тоже.

— А что же случилось с вашими соснами? — из промороженной дали спросил человек с необычной фамилией Шелест, но. к которому с первой же минуты Павлик почему-то проникся уважением.

— Хвоинки все плесенью покрылись. Виктор Петрович сказал, что какой-то грибок на них вырос. Приезжайте скорей, а то мы не знаем, как быть.

Сквозь монотонный треск в трубке Пашка услышал, как Шелест сказал:

— Приедем… Обязательно приедем. А сосенки ваши, наверно, поражены шютте… Снежное шютте…

Но Павлик никогда в жизни не слыхал такого мудреного слова. Вдобавок хрюкающая трубка сильно искажала голос незнакомого человека, поэтому Павлик понял все по-своему.

— Ну вот, кажется, напросились на свою голову, — сказал он сгоравшему от любопытства Сашке. — Разговаривал я с самым главным, он сказал, что работает научным сотрудником. Сначала вроде бы приветливо со мной говорил, а потом чего-то рассердился и говорит: «Бросьте шутить. Вот приедем, и влетит вам за эти шутки».

Сашка с укоризной поглядел на брата и с горечью произнес:

— Ну я же говорил, что сперва надо к Виктору Петровичу зайти…

Толя торопился. Он только что охотился на кайманов в долине Амазонки да так зачитался, что совсем забыл про репетицию.

«В школе, наверно, уже все собрались, — думал он. — Ох и ругаться будут ребята. Опять скажут «задавала».

С легкой руки Веньки Рюхина из шестого «Б» ребята теперь, чуть что, всегда его так называют. А виной тому — баян. Еще когда Толя в четвертом классе учился, отец ему хромку купил. «В шестой перейдешь — будет у тебя баян», — сказал он тогда и выполнил свое обещание. Весной, как только распустили на каникулы, отец поехал на выходной в город и привез новенький баян.

С четвертого класса Толя стал участником всех утренников и вечеров, которые проводились в школе. Все школьные солисты и танцоры исполняли свои номера в сопровождении баяна. Теперь на любом концерте в школе или в клубе поселка, когда неизменный конферансье Таня Калитина объявляет номер, сидящие в зале ребята обязательно повторяют следом за ней: «Сопровождает на баяне Толя Лушин».

А сейчас школьная самодеятельность готовится к новому году, и репетиции приходится проводить даже по воскресеньям.

Толя завернул за угол и чуть не столкнулся с лыжниками. Это были Венька Рюхин из шестого «Б» и новенький — пятиклассник Олави Лесонен.

Веньке шел уже пятнадцатый год. И хотя науки ему давались легко, он был такой лентяй, что дважды оставался на второй год — в четвертом и в шестом. Венька старше своих одноклассников, и, наверное, поэтому настоящих друзей у него почти не было. То с одним, то с другим из ребят Венька сходился, а потом так же легко ссорился.

С Венькой Толя никогда не был в приятельских отношениях. Скорее наоборот. Венька завидовал тому, что Толя учится музыке и уже неплохо, играет, и поэтому не пропускал случая, чтобы хоть чем-нибудь досадить ему.

А однажды на перемене, когда Толя читал стенгазету, вывешенную у шестого «Б», Венька подкрался сзади, схватил Толю за локотки и втолкнул в свой класс.

— Эй, ребя, музыканта словил! Нарумяним его!

Венькины приятели и подпевалы Витька Сорокин и Петька Тюрин тут же сорвались с места. Они вымазали щеки пленника мелом и выставили Толю за дверь.

Едва Толя переступил порог своего класса, как поднялся дружный хохот. Ребята не могли без смеха смотреть на серьезное Толино лицо с побеленными, как у клоуна, щеками. А Толя от обиды чуть не плакал, слезы дрожали в уголках глаз, и если бы в этот момент кто-нибудь пожалел его, он наверняка бы расплакался.