Юрий Томин - Повесть об Атлантиде

Анна Наумовна заглянула через мое плечо.

— Боже мой, какое варварство! Значит, вы действительно помогли задержать этих людей?

— Можно сказать, — целиком их заслуга, — подтвердил лейтенант.

— Что же с ними теперь сделают?

— Судить будут. Я все материалы уже к следователю направил. Ребятишек в суд вызовут свидетелями, вы не пугайтесь.

— Теперь не испугаемся, — говорит директор.

И лейтенант ушел. Оставил нам на память две фотографии.

Одну карточку Степка подарил Полянской, а другую мы приклеили к забору и расстреляли снежками.

Кассирша аэропорта приподнялась со стула. Перед окном кассы стоял мальчик лет двенадцати, в летной канадке с капюшоном.

— Ты один хочешь лететь?

Мальчик кивнул.

— А откуда у тебя деньги?

Рука с деньгами выскользнула из окошка. Настороженно глядя на кассиршу, мальчик начал пятиться к выходу.

— Подожди.

Мальчик метнулся к двери. Но в этот момент проход загородила широченная фигура летчика.

— Задержите его!

Большая ладонь легла на плечо мальчика. Он рванулся. Ладонь легко, почти без усилия отстранила его от двери.

— В чем дело?

— Ах, это вы, Гога… Вот мальчик какой-то странный… Хочет один лететь. И деньги у него…

— Понятно, — сказал летчик, — сейчас разберемся.

Мальчик головой едва доставал до пояса высокого летчика.

— Что же, будем молчать? — спросил летчик. — Как зовут?

— Пусти!

— Не могу я тебя отпустить, — сказал летчик. — Ты объясни сначала, — куда летишь? Зачем? Может быть, я сам тебя повезу. Надо же мне знать. У нас порядок такой…

Задрав острый подбородок, мальчик смотрел на летчика, и губы его дрожали.

— Пусти! Не ваше дело!

— Чистый хорек! — засмеялась кассирша.

Летчик сердито взглянул на кассиршу. Та покраснела.

— Идем, — сказал летчик. — Поговорим по дороге.

Они шли вдоль ангаров, и рука летчика по-прежнему лежала на плече мальчика.

— Ты из дома удрал, верно?

— Ну да еще! — сказал мальчик.

— Тебя как зовут?

— Федя.

— В поселке живешь?

— В поселке.

— А кто твой отец?

— У меня нет отца.

— А мать?..

— У меня нет мамы, — сказал мальчик. — Пусти. Больно!

— А ты не убежишь? Даешь слово?

— Даю.

Летчик остановился и убрал руку с плеча.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Всегда лучше, чтобы честно…

И в эту секунду мальчик бросился к забору. Он с разбегу прыгнул, навалился животом на заостренные доски частокола, перекатился на ту сторону и побежал к Енисею, топча запыленные кустики картофельной ботвы.

Уже вечером летчик шел вдоль стоянки «шаврушек». Возле одной из машин он остановился, постучал носком сапога по дутику [7] Колесо, выпускаемое при посадке на землю. и сказал вполголоса:

— Как дела, шавруха? Тебе не скучно одной?

Машина молчала.

— Ты никого здесь не видела?

Машина молчала.

— Ты не видела человека, который продал свое честное слово? — уже громче повторил летчик и прислушался.

Но машина молчала, изо всех сил молчала!

— Ну?..

И вдруг «шаврушка» вздохнула протяжно и шумно:

— Пш-ш-фу-у…

— Давно бы так, — сказал летчик. Он шагнул к борту и откинул крышку багажника. В тесном закутке, скрючившись, лежал мальчик с красным от напряжения лицом. Он задерживал дыхание больше минуты.

— Слушай, Федя, — сказал летчик, — почему ты бегаешь и прячешься? Может быть, ты — жулик?

— Сам ты жулик, — сказал мальчик и заплакал.

Летчик подхватил его под мышки и поставил на землю.

— Я тебе не верю, — строго сказал он. — Ты слово продал. Может быть, ты и плачешь нарочно.

Федя перестал плакать.

— Не продал… — с вызовом сказал он.

— Почему же ты от меня убежал?

Федя отвернулся.

— Ну вот что, — сказал летчик, — идем. Покажешь, где твой дом. И не вздумай убегать — на этот раз догоню.

Они пересекли поле и оказались на дороге, ведущей к поселку. Федя шел посередине, загребая ногами.

— Перестань пылить, — сказал летчик. — Ты человек, а не бензовоз.

Федя ничего не ответил, но пылить перестал.

— А в багажник ты зря полез, — продолжал летчик. — Все равно его открывают перед вылетом: зажимы складывают. — Ну, Федор, понял теперь?

Федя отвернулся и снова начал пылить.

Летчик нахмурился.

— Напрасно я с тобой связался. Тебя, пожалуй, прямо в милицию надо бы отвести.

— Ну, ведите! — крикнул Федя, резко повернувшись к летчику. — Чего же вы не ведете?!

— Не веду потому, что сам такой был.

— Как я жулик, да? — звонко спросил Федя.

— Нет, не жулик. Такой же дурной.

Они молча прошли через весь поселок и скоро оказались на дальнем его конце.

— Где твой дом?

— Там остался.

— Почему же ты не показал?

— Забыл.

— Хорошо, идем обратно, — спокойно сказал летчик. — Постарайся не забыть на этот раз.

Через двадцать минут они снова стояли на дороге, ведущей к аэропорту.

— Ну?.. — спросил летчик.

— Забыл! — упрямо сказал Федя.

Летчик внимательно и строго взглянул на Федю. На лице мальчика ни смущения, ни страха, только — вызов. Летчик отступил на шаг и вдруг расхохотался.

— А ты упрямый! — проговорил он сквозь смех. — Только я тоже упрямый. Вы не знаете, где живет этот мальчик? — обратился он к женщине, проходившей мимо.

Женщина широко открыла глаза и с любопытством посмотрела на Федю.

— Ой, знаю! — сказала она. — Или натворил чего? Вон под зеленой крышей, — видите? Ихний — рядом.

— Спасибо, — сказал летчик.

— Да я лучше провожу, — заторопилась женщина. — Чего он наделал?

— Спасибо, — повторил летчик. — Теперь я сам найду.

— Ой, да тут и трудов-то нет ничего, — настаивала женщина. — Я вас и до крыльца доведу. Парень-то у вас в порту нахулиганил или как?

Летчик скосил глаза на Федю.

— Да тут такое дело… — серьезно сказал он. — Дом поджег.

— Неужто?! — ахнула женщина.

— Ага, — подтвердил летчик. — Каменный дом — с одной спички.

Федя отвернулся и фыркнул. Летчик легонько шлепнул его по спине, и они двинулись к дому с зеленой крышей.

— Балабон! — строго сказала женщина. — Язык-то без костей!

— Вор… вор… — тетка сидела на кровати, приложив ладони к вискам. Раскачиваясь, она почти пела: — Во-ор… сын моей сестры растет вором…

Деньги, свернутые рулончиком, лежали на столе. Когда тетка умолкала, слышно было, как бумажки похрустывают, распрямляясь. Но затем снова наполнял комнату ее голос. Казалось, где-то в углу запутался и дрожал в паутине бесконечно долгий звук: «и-и-и-и…»

— Грела его… кормила… Господи! Все в гнездо свое… все-то дом… Господи!

Летчик, стоя у двери, молча смотрел на тетку.

— Послушайте, — сказал он наконец, — мальчик с утра на аэродроме. Он не ел целый день.