Елена Верейская - Ласточка

— Я, барыня, и причёсывать умею. Графиня парикмахера не звали, всегда я их причёсывала. Даже на балы.

— Правда? — оживилась Адель Львовна.

Но за раскрытой дверью вдруг раздались тяжёлые шаги хозяина. Адель Львовна сразу вся как-то сжалась, а Ваня присел на корточки и притаился за её спиной.

Дядя Кузьма вошёл в комнату и остановился, широко расставив короткие ноги и засунув руки в карманы брюк.

Маша почтительно поклонилась:

— Здравствуйте, барин.

— Кто такая? — бросил он, обращаясь к жене и не отвечая на приветствие.

— Горничной нанимается, — сухо ответила жена.

Харчев хмуро посмотрел на Машу.

— Грамотная?

— Чуть-чуть грамотная, барин, — совсем тихо ответила Маша и опустила глаза. Улыбка исчезла с её лица.

— Не подойдёт! — отрезал Харчев. — Терпеть не могу грамотной прислуги! Зазнаётся больно!

— Ну вот! — Адель Львовна от возмущения даже сбросила ноги с кушетки и села, тем самым обнаружив Ваню.

— Это что такое? Почему ты тут?! Марш наверх! — закричал на него Харчев.

Ваня бросился из комнаты.

Он вбежал к себе, подобрал с пола учебники, сел за стол, раскрыл грамматику на первой попавшейся странице и, подперев голову руками, уставился в неё глазами. Пусть дядя входит, — Ваня занимается!

Но мысли Вани были внизу, в будуаре тётки. Что там?.. Ясно: тётка хочет взять Машу, а дядя назло будет отказывать. Кто одолеет на этот раз?..

Минут через десять он услышал скрип ступенек и непривычно весёлый голос Адели Львовны:

— А наверху слева — комната барчука, а направо — твоя каморка. Там у нас и покойная Даша жила, там и умерла. Не будешь бояться, что привидится?

— Нет, барыня, я не робкая, — ответил голос Маши. — И я буду очень стараться, чтобы барин был доволен!

Ваня даже подскочил на стуле. Взяли Машу!

За обеденным столом в этот день прислуживала уже новая горничная. Ваня украдкой наблюдал за ней. Та ли это Маша? В чёрном платье, в белом накрахмаленном переднике и такой же наколке на гладко зачёсанных волосах, прямая, строгая, со скромно опущенными глазами, она бесшумно входила в столовую, внося одно за другим блюда, и так же бесшумно уходила. Дядя сидел хмурый и ни разу не взглянул на неё. Тётка не могла скрыть торжествующей улыбки — на этот раз она победила! Обед прошёл в глубоком молчании.

Вернувшись к себе, Ваня зевнул и потянулся. Ох, а уроки приготовить всё-таки придётся… Иначе он и завтра не узнает, что же случилось с Томом и Геком на кладбище.

Проклятая задача никак не хотела выходить. Ваня с сердцем сдвинул тетрадку и задачник в сторону и принялся списывать упражнение на самостоятельные гласные.

В комнату вошла Маша.

— Барыня велела мне постель вам постелить на ночь, — сказала она.

— Стели. — Ваня продолжал писать.

— Уроки готовите, барчук?

— Мгм.

Маша подошла и заглянула в тетрадку через его плечо.

— А «старик»-то через «а», а не через «о» пишется, — прошептала она на ухо Ване, — ведь «старый», а не «сторый»; не правда ли?

Ваня с удивлением посмотрел на неё. Это была снова та, утренняя, не столовая Маша. Глаза её улыбались ему тепло и весело.

— И в слове «вертеться» у вас ошибка. Какая, а?

Ваня подумал и вставил мягкий знак.

— Слушай, Маша, — прошептал он, — ты же сказала дяде, что чуть-чуть грамотная… А ты же совсем грамотная!

— Ну, какое там совсем! — засмеялась Маша. — К графским детям учителя ходили, ну и я маленько получилась.

— Маша! — Ваня весь повернулся к ней на стуле. — Может, ты и задачи решать умеешь? Такую трудную задали, ужас!

— Ну, что вы! — Маша махнула рукой и начала стелить постель.

— Маша! — умоляюще зашептал Ваня, когда она пошла к двери. — Ты, наверное, умеешь и задачи решать!.. Я никому не скажу! Хочешь, перекрещусь? Перед иконой! Вот тебе крест, никто не узнает никогда, никогда! — Он встал и истово перекрестился на икону.

— Давайте вместе разберёмся!

Она села рядом с Ваней и, наморщив лоб и шевеля губами, стала про себя читать задачу.

— И правда, трудная!

— Я же говорил! Ну, брось!

— Ничего не люблю бросать, раз уж начала, — упрямо сказала Маша. — Давайте думать!

— Ну и думай!

— А что, если первым делом узнать, сколько было кулей овса?

— Как же ты это узнаешь?.. Нет, постой… Можно узнать, сколько купец продал…

— А и верно!.. Только не пойму, как же узнать-то?

— Вот бестолковая! Вычесть вот это число из этого.

— Ой, правильно! Не догадалась!.. А дальше-то как?

Через десять минут задача была решена. Ваня очень удивился: совсем, оказывается, не трудная!

На другой день, после урока с Петром Петровичем, Ваня получил «Тома Сойера» обратно и до самого обеда читал его не отрываясь. За обедом снова прислуживала строгая, суровая и подтянутая Маша. А вечером, когда уроки были снова приготовлены вместе, Ваня сидел на столе, болтал ногами и с увлечением рассказывал новой горничной о Томе Сойере. Маша слушала внимательно, в самых интересных местах всплёскивала руками и удивлялась. Такой слушательнице и рассказывать хочется без конца.

— Понимаешь, Маша, ведь вот счастливый мальчишка! Бегал куда хотел, дружил с кем хотел!.. А какие у него приключения были!.. И тайны какие у него были!.. А я вот живу, живу, — и никаких у меня приключений, и тайн никаких!..

Маша засмеялась.

— Подумайте! «Живу, живу»! Какой длинный век уже прожит!

— Не смейся, Маша! Конечно же, очень скучно жить без приключений!.. Хоть прочитаешь про приключения… А знаешь, какие я ещё книжки люблю? Про сыщиков! Я недавно у тёти нашел книжки про сыщика Шерлока Холмса. Ух, интересно! Когда вырасту, непременно стану сыщиком! Вот уж у кого и приключений, и тайн!..

— Сыщиком быть, так надо уметь всё-всё примечать, — сказала Маша.

— А я, думаешь, не умею?! — Ваня соскочил со стола. — Ого! Я только молчу, а всё вижу!

— Что же вы про меня видите? — спросила Маша.

— Вижу, что ты двойная.

— Как это двойная?

— А так: одна в столовой, а совсем другая здесь.

— Так ведь и вы, барчук, двойной, — лукаво улыбнулась Маша. — Один в столовой, а совсем другой в мезонине.

Ваня расхохотался.

— А ведь верно! Конечно, и я двойной!.. — Он вдруг вздохнул и прибавил: — Это потому, что у меня дядя с тёткой такие…

— Какие «такие»?

— Мне бы вместо них двоих такую тётю Полли, как у Тома Сойера, — грустно произнёс он.

— Не надо их осуждать, — строго сказала Маша, — да и спать пора, завтра мне вставать рано.

— Ну-у, Маша! — протянул Ваня. — Не становись в мезонине «столовой Машей».

И они оба засмеялись.

Когда Маша на другой день зашла прибрать Ванину комнату, она спросила:

— Барчук, а родных отца и мать не помните?

— Мать нет… Отца чуть-чуть помню.