Роберт Стайн - Черничная тошниловка

Кренч покачал головой:

— Никак не продаются, Берни.

— Сколько вы уже продали? — спросил я. — Двадцать? Тридцать?

— Ни одной, — промямлил Финмен. — Ни одной. Знаешь…

— Почему никто не покупает футболки с Берни Бриджесом? — оборвал я его.

— Потому что они колючие, — протянул Кренч. — Кому охота выложить пять баксов за футболку, а потом весь день ходить и чесаться.

— Но ведь на этих футболках мой nopmpeт! — воскликнул я.

Кренч снова покачал головой:

— Берни, мы же говорили — не стоит делать футболки из мешковины. Никто не хочет носить футболки из мешковины.

— Да, но мешковина дешевле, чем хлопок, — возразил я. — Надо же получить хоть какой-то навар!

Финмен пожал плечами:

— Мы не смогли их всучить даже третьеклассникам, ББ. Похоже, тебе придется забыть о футболках.

— Забыть?! — закричал я и вскочил с постели. — Забыть? Да как вы смеете мне такое говорить?! Я почему-то никогда не забываю о вас, когда у вас неприятности! Так?

Мои приятели понурили головы.

— Так, Берни, — хором ответили они.

Финмен снова потянулся за тостом. Я ткнул его вилкой в руку.

— Я никогда ни о чем не забываю, — медленно произнес я. — Я всегда стараюсь вам помочь, парни. Делаю ради вас то, чего не смог бы сделать никто, парни. Или это не правда?

— Правда, ББ, — пробормотал Бельцер и повернулся к Финмену и Кренчу: — Эй, ребята, вспомните-ка, кто убедил нашу повариху, что «Милки Вэй» — это овощ?

— Берни! — гаркнули они.

— А кто уговорил директора Гадюка закупить большую партию геймбоев и признать их необходимым школьным инвентарем? — продолжал Бельцер.

— Берни.

— Кто уговорил миссис Гнус повышать оценку, если ученик согласится поставить на контрольной свою фамилию? — не унимался Бельцер.

— Берни! Берни! — воскликнули Финмен и Кренч.

— Не забудь про тренера, — шепнул я Бельцеру.

— Ой, да! Точно! — выпалил он. — Кто уговорил нашего тренера Бумса признать метание первоклашек в цель новым видом спорта?

— Берни, — ответили мои дружки. — Это все Берни!

— Лучше тебя никого нет, ББ! — воскликнул Бельцер.

Мы все запрыгали от радости, дали друг другу «пять» и обменялись секретным рукопожатием — так могли пожимать руки только те, кто жил в Тухлом общежитии.

— А теперь идите и попытайтесь продать мои футболки из мешковины, — приказал я.

— Продать! Продать! Продать! — завопили Финмен и Кренч и, весело замахав руками, выбежали из моей комнаты.

Не прошло и пяти минут, как я, надев школьную форму, помчался вниз по лестнице. Не хотелось опаздывать на урок миссис Гнус.

На первом этаже я на минуту замер, прислушался — вопли и удары: «Шлеп! Шлеп! Шлеп!»

Это мальчишки развлекались в душе — били друг друга мокрыми полотенцами.

Тухлая школа очень старая. Тут куча славных обычаев. Один из самых любимых — «шлеп-плюх мокрым полотенцем».

Я подошел ближе к душевой.

ШЛЕЕЕЕЕП!

— Ой!

— Классный удар, Цукерман!

ШЛЕЕЕЕЕП!

— О-о-о!

— Круто вышло, Клупер!

Эх, такие шлепки — музыка для моих ушей. И знаете почему? Да потому, что я выдаю напрокат полотенца.

Кто пожалеет каких-то пятьдесят центов за полотенце, если им можно так здорово отделать товарищей?

Я вышел из общежития и побежал через Чудесный газон.

Сентябрьское солнце припекает. Трава зеленая. Небо без единого облачка, синее-синее.

По спине похлопывает рюкзак. Пустой, разумеется.

Учебники за меня таскает Бельцер.

Бельцер у меня молодчина.

Я замер, увидев, что на газоне возле памятника Т. У. Хляку собралась целая толпа. Что это они там делают?

Т. У. Хляк основал нашу школу лет сто назад. Ясно теперь, почему она так называется?

Т. У. Хляк был парень вроде меня — мультимиллионер! А свои деньжищи заработал на том, что открыл по всей Америке сеть продуктовых магазинов «Тухлятина».

Памятник этому славному типу стоит в самом центре Чудесного газона. Если верить скульптору, у Т. У. Хляка был длинный нос-хобот, глазки-бусинки и короткие волосы, похожие на шерсть. Вылитый муравьед в смокинге. Но на странице третьей «Путеводителя по Тухлой школе» черным по белому написано, что он был человеком.

Прошлой весной кто-то, чье имя я не стану называть (хотя его звали Финмен), прокрался ночью к памятнику и выкрасил нос основателя школы красной краской.

Финмен — специалист по мелким хулиганствам. Это его хобби.

Короче, отмыть нос Т. У. Хляку пытались несколько месяцев, но ничего не вышло. И теперь кажется, что у основателя школы нос распух от насморка.

Так, чего это все сгрудились у статуи? В толпе я заметил Финмена и Кренча, подошел к ним и спросил:

— Эй, что тут за собрание? Что происходит?

Кренч молча показал пальцем.

Увидев, вокруг кого столпилось столько ребят, я застонал. Опять этот избалованный богатенький пацан, Шерман Оукс. Мой Лютый Враг.

Сегодня он лыбился во весь рот. И размахивал чем-то блестящим перед носами собравшихся.

Шерман Оукс живет не в Тухлом общежитии, а в другом, которое мы все дружно ненавидим. Я не могу даже спокойно произнести название этого общежития. Когда я пытаюсь это сделать, то тут же начинаю скрежетать зубами, морщу нос и кривлю губы.

Ну ладно, все-таки попробую… Оно называется… Оно называется… (дыши глубже, Берни)… МИЛЫЙ дом.

Спрашивается, какой нормальный человек согласится жить в общежитии, которое называется Милый дом?

К тем, кто собрался вокруг Шермана, присоединилось еще несколько учеников. Все они громко ахали и охали.

Оххххх!

Ахххх!

На руке у Шермана что-то сверкало, как настоящий золотой слиток. Чем же он решил похвастаться на этот раз?

Я попытался протиснуться сквозь толпу к Оуксу. Но вдруг остановился. Рядом с моим врагом стоял не кто иной, как Юлия-Августа Сен-Та6р. Она держала его под руку и улыбалась.

Юлия-Августа Сен-Табр — самая клевая, самая суперская из всех девчонок четвертого класса. У Юлии-Августы светлые-пресветлые волосы, блестящие голубые глаза и такая же, как у меня, ослепительная улыбка. Эта милашка втюрилась в меня по уши. Только она пока еще не в курсе.

Оттолкнув в сторону парочку остолопов из пятого класса, я приблизился к Шерману.

— Что это у тебя на руке? — спросил я. — Надеюсь, не лишай? Ты бы помазал пятно цинковой мазью.

Шерман зыркнул на меня и высокомерно ухмыльнулся, выставив напоказ все свои шестьдесят пять зубов.

— Это мои новые электронные часы, Берни, — ответил он.

И помахал ими перед моим носом. Золотой браслет часов блеснул на солнце, да так ярко, что у меня заболели глаза.

— У них сорок две функции, — пояснил Шерман. — А стоят они пятьсот баксов. Мне их прислали родители — думают, что мою любовь можно купить разными электронными прибамбасами.