Надежда Надеждина - Партизанка Лара

— Здесь спрячетесь, в подполе. Только нет лестницы. Лестницу ребята на сеновал уволокли.

— Ничего, мама, мы можем и без лестницы.

Держась руками за края люка, Рая с секунду висела над ямой, затем ловко прыгнула вниз. Исчезла в дыре и Лара. Анна Фёдоровна закрыла люк.

Под ноги Ларе попался твёрдый продолговатый катышек-клубень картофеля. Зимой в подполе хранилась картошка, а сейчас было пусто.

Из загадочно светившейся отдушины тянуло теплом. Справа виднелись четыре толстых столба. Рая потащила к ним Лару.

— Иди сюда. Столбы толстые, а мы с тобой тощие. Спрячемся — нас не будет видать.

— А зачем здесь столбы, да ещё такие толстые?

— Как это зачем? Чтоб печку подпирать. Разве ты в своём Ленинграде никогда в подпол не лазала?

— Нет, не лазала. И даже не знала, что под домом бывает подпол.

Лара с любопытством оглядывала своё убежище. Здесь можно было бы затеять игру в путешественников, попавших в таинственную пещеру. Только время было неподходящее для игры.

Рая приложила палец к губам: по крыльцу застучали солдатские сапоги.

«Это немцы нас ищут, — подумала Лара. — Баба-яга уже донесла».

Из подпола девочкам было слышно, как заплакала разбуженная стуком Оля, как Павлик сонно спросил:

— Мамка! Это опять к нам палачи?

В горницу вошли два немецких солдата. Один из них, нагло развалившись на столе, начал допрашивать Анну Фёдоровну:

— Ты где прятал беглый девчонка?

— Вам здесь искать некого, — смело ответила мать. — Вчера меня в штабе пытали: где твоя дочь? А я знаю? Вы за неё в ответе! Вы мою старшенькую угнали в Германию, а теперь и остальных хотите сгубить!.. Нет у нас беглых!

— Ах, нет? — Немец со злостью соскочил со стола и задел ногой за кольцо.

Минуту спустя он стоял над раскрытым люком, вытянув шею, как гончая собака, напавшая на след. Однако яма показалась ему чересчур глубокой: пожалуй, прыгая, не только в земле измажешься, но и ногу сломаешь.

— Матка! Где есть твоя лестница?

Мать постаралась как можно спокойнее ответить: если немецкие солдаты желают посмотреть, где она в морозы держала картошку, им придётся прыгать — лестница зимой пошла на дрова.

Нагнувшись над люком, второй солдат с опаской заглянул в тёмную дыру и сказал по-немецки, что он не цирковой акробат.

— Я знаю, что делать, — успокоил его белобрысый.

Присев на корточки, он опустил руку в люк и нажал кнопку карманного электрического фонарика. На земляной пол упало ярко-жёлтое пятно. Оно походило на светящийся глаз гигантского филина, который выслеживает добычу в темноте. Жёлтое зловещее пятно шарило по стенам, ощупывая каждый выступ.

Вот оно огненным взмахом взлетело на потолок, вот соскользнуло на пол и стало подкрадываться к подножию столбов.

Лара увидела, как вспыхнули золотом волосы Раи, и тут же зажмурилась. Её ослепила яркая полоса света, молнией промелькнувшая между столбов. Но девочки словно срослись со столбами: ни одним движением они не выдали себя.

— Там никого нет, — с досадой сказал немец. Фонарь погас. С грохотом захлопнулся люк. В темноте рука Лары нащупала Раю, и девочки молча обнялись. Теперь, когда опасность миновала, они чувствовали, что ноги их больше не держат, а сон пригибает к земле.

Прижавшись друг к другу, они проспали на земляном полу до вечера.

Вечером снова открылся люк, но уже осторожно, бесшумно.

Первой Анна Фёдоровна вывела из дома Лару. Тоненький, острый месяц-молодик блестел в небе, как лезвие серпа, заброшенное в цветущие, синие-синие бескрайные льны.

Девочка послушно следовала за Анной Фёдоровной. Лара ничего не расспрашивала, хотя ей было очень странно: почему её ведут не к калитке, а в глубь усадьбы, где колышется рожь.

— Здесь вы и поговорите, — Анна Фёдоровна легонько толкнула девочку в чащу колосьев, — пока я свою Раису не приведу.

Во ржи кто-то сидел. Кто-то сгорбленный. Лица в темноте не рассмотреть, но на голове знакомый белый платочек.

— Ларушка! — услышала девочка слабый шёпот.

— Баб! Моя дорогая, ненаглядная!

И Лара уткнулась лицом в бабушкины колени.

Уже давно сжали рожь. Уже Лара попрощалась с журавлями.

Осенним утром она видела в небе журавлиный косяк: курлыкая, птицы летели на юг.

Всё чаще и чаще стали перепадать заморозки. Как-то Лара вышла с заданием на рассвете. Грязь на дороге замёрзла, стала жёсткой и, как железная, звенела под ногами.

Трава вдоль дороги заиндевела, и от этой голубоватой, словно намыленной травы уже по-зимнему пахло ледяной свежестью.

У девочки озябли руки. Она засунула руки в карманы ватника, и пальцы нащупали что-то твёрдое: обломок карандаша.

И сразу же Ларе вспомнился Мишка. Сейчас она напишет ему письмо. Конечно, особенное — ведь партизаны писем не пишут. Просто она мысленно будет разговаривать с Мишкой: это и будет её письмом. Как бы ни был Мишка далеко, он должен почувствовать, что в эту минуту она о нём думает, пишет ему письмо.

«Здравствуй, Мишук! Это я. Шлю тебе боевой партизанский привет. Как твоя рука? По-моему, она уже должна поправиться. Больше никогда не болей. Не обижайся, что долго не писала. Сам понимаешь — дела.

Было у меня очень интересное задание в Усть-Долыссах. Туда нарочно поступили полицаями наши партизаны: Коля Шарковский и Вася Новак. Они выкрали немецкую полевую почту, а я притворилась нищенкой: „Подайте хлебушка, люди добрые! Подайте сироте!“ Немцы думали, что полицаи задержали нищенку, а на самом деле ребята передали мне конверты, и в своей нищенской сумке под корками хлеба я принесла эти конверты в штаб.

У каждой воинской части свой номер полевой почты. По номерам на конвертах узнали, что две венгерские дивизии переброшены с Карельского фронта в наши леса.

Миша, мне объявили благодарность. Ну, как? Ты доволен своей сестрой?..

А другая большая радость: Раю, Фросю и меня приняли в комсомол. Знаешь, до чего было здорово! Как в настоящем райкоме. Стол застелили красной материей. Красный цвет — мой самый любимый, потому что это наш цвет, боевой.

Кто-то спросил: „Это те самые девочки, которые спрятались в лесу, чтобы их не отправили на самолёте?“

Уж теперь, думаю, нас с Фросей не отправят: мы теперь — комсомол.

Сейчас я ни Фроси, ни Раи не вижу. Меня перевели в 21-ю бригаду. Командира ты хорошо знаешь, и я тоже. Это капитан Ахременков. Его бригаде нужны были разведчики, и решили, что я пригожусь.

Здесь я не только хожу в разведку, я помогала минировать шоссе. На наших минах подорвались четыре немецкие машины. Так им и надо! Пусть не ездят по нашей земле.

В 21-й бригаде люди тоже очень хорошие и смелые. Но уж очень я привыкла к Фросе и Рае, всё скучаю без них. Один раз встретила Раю и Фросю в лесу: они пошли вправо, а мне надо было идти влево. Иду и реву, иду и реву…