Лев Кассиль - Часы на башне

— А после обеда можете, пожалуйста, про катиться на моем грузовике, — услышал я голос Володи и изумился.

Никогда никому в жизни не давал Володя своего грузовичка. Должно быть, гость пришел очень уж дорогой.

Я осторожно выглянул в окно.

Солнце стояло прямо над садом. Листья осин искрились. Тяжелые яблони не могли перевести дух от жары. Всё было неподвижно. Казалось, что и листьям лень пошевелиться. Только терпеливые кузнечики стрекотали на весь сад: цы-цы-цы-цы-цы-цы…

Володя и Наташа чинно сидели на солнце пеке за столиком, но больше там никого не было.

— Живите у нас всегда, — говорил Володя. — У нас тут очень свежо и хорошее питание. Наши дети вам жуков наловят самых прелучших, сколько хотите. Даже бронзовиков!.. Это я будто так ему говорю…

— А он говорит, что ему столько жуков наловили, что уже девать некуда, — сказала Наташа.

Я не стал мешать ребятам и только за обедом спросил, кто это у них был в гостях.

— Не говори! — сказала Наташа и замотала головой.

— Ты дразниться еще начнешь, — сказал Володя, — скажешь: чего выдумали!

Я обещал не дразниться.

— Всё равно не говори, — сказала Наташа.

— На букву С и Т, — начал Володя и по глядел на Наташу.

— И потом еще А, — шопотом подсказала Наташа.

— Он нам всё рассказал, — подхватил Володя: — как он на Красной площади был и как там красноармейцев было — целая тысяча! И он обещался, что на тот раз нас тоже возьмет на парад!

— На С и Т и А, — сказала Наташа. — Сам догадайся.

И я догадался. Я понял, в какого гостя играли ребята, и кому позволил Володя взять грузовичок, и кому он обещал самых лучших жуков бронзовиков.

Уже накануне в селе стали говорить, что панам пришел конец: сам Сталин ведет Красную армию на помощь народу, и происходит великое чудо — где только ступит на землю нога красного бойца, там земля пана навсегда становится землей всех.

Шел дождь ночью, и где-то принимался бухать частый короткий гром.

Утром Олеся побежала за речку. Она поднялась на горку, прошла лесом и очутилась в ветреном поле.

На косогоре стояли танки. На переднем шевелился красный флажок.

Высунулся по пояс человек в толстом шлеме с красной звездой, весь одетый в черную блестящую кожу. Это был командир. Он увидел Олесю.

— А ну, ходи до нас, не бойсь! — крикнул он.

— Я и не боюсь совсем, — сказала Олеся и подошла к командиру, — Здравствуйте!

— Доброго здоровья! — проговорил командир. — Ты, девица-красавица, будешь из Груденева?

— Из Груденевки.

— Ну, тебя нам и надо! — воскликнул командир.

Олеся посмотрела на него с недоверием. Из других танков тоже высунулись люди в толстых шлемах.

— Дядя, вы — Красная армия? — спросила Олеся.

— Мы — Красная армия.

— А где Сталин?

— Сталин в Москве, — серьезно сказал командир. — Он тебе кланяться велел. Тебя не Стасей звать?

— Нет, Олесей.

— Вот я ж и говорю — не Стасей! Нам Стася ни к чему, нам именно Олеся и требуется.

— Так то, может, вам другую Олесю… У Балабовичей еще есть, Олеся тоже. А мы — Пружак.

— Вот-вот, именно Олеся Пружак! Она самая нам и требуется. Садись, влезай сюда! — крикнул командир и протянул Олесе руку.

— Ой, я вам наслежу: у меня ноги сырые!

Командир одной рукой поднял Олесю и посадил ее в открытую башню танка.

— Ходу! — скомандовал он.

Всё взревело кругом, задрожало, рванулось. Танки стремглав пошли к селу. Олеся сперва обмерла от эдакого грохота и разбега. Она вцепилась в скользкий кожаный рукав командира. Одной рукой он крепко обнял Олесю, другой, наклонив против ветра, держал тугое знамя.

И нипочем была для танков вязкая грязь! Машины сами на ходу подстилали себе железные половики: они без конца сбегали с обеих сторон танка вперед, на дорогу, машина мчалась по ним и забирала их с собой, швыряя глину.

Олеся скоро освоилась.

— Ох, мы вас ждали, ждали! — крикнула она в ухо командиру.

— И давно вы нас ждали? — тоже закричал командир.

— Мама говорит, двадцать лет, а я — цельный день вчера…

Навстречу бежали жители Груденева. Они махали и всплескивали руками. А дети скакали и танцевали босыми ногами в лужах и завистливо кричали что-то Олесе. А когда моторы замолчали, Олеся услышала, как ее отец говорил командиру:

— Встретили бы вас, дорогие люди, с хлебом-солью — только уж второй месяц сами соли не видим.

Вечером командир приказал наладить походный радиоприемник. Боец-радист укрепил на высоком ясене большой рупор. Всполошились галки. Народ собрался под деревом.

Радист настроил аппарат. Испуганная галка сослепу залетела в рупор и выскочила оттуда, отчаянно махая на всех крыльями.

Рупор зазвенел, и все услышали голос из Москвы.

Долго слушали люди. О дружных народах, о широкой земле, о вольном, веселом труде пела Москва. И многие еще по привычке озирались, не веря, что можно так громко говорить об этом.

Пошел дождь. Сперва слабенький, редкий, потом припустил. Но никто с места не сдвинулся.

Первый раз в жизни слушала Олеся радио. Она привстала на цыпочки и вытянула шею, словно хотела заглянуть в черное отверстие трубы, из которой выходили московские слова. Не все слова поняла Олеся. Но вот ясно разобрала:

«…Привет товарищу Сталину…»

Потом голос смолк, и раздались певучие удары:

Би-им, бюм-бум-бом, бэ-бам!..

Командир объяснил, что это бьют часы на кремлевской башне.

Часы пробили двенадцать раз. Отгремела могучая и строгая музыка.

— Ну, вот и всё на сегодня, — сказал командир.

И народ стал медленно расходиться.

Скоро никого не осталось под деревом. Луна, хоронясь за тучами, тускло освещала опустевшую улицу. Чуть поблескивали, лопаясь, пузыри на лужах. Дождь усилился.

Вдруг командир увидел, что к дереву под кралась Олеся. Она осторожно огляделась, нет ли кого поблизости. Командир стоял в тени от дома, и девочка не заметила его. Она ухватилась за мокрые ветви. Дождь стучал в стенки рупора. Девочка дотянулась до него, всунула голову в самый раструб. Командир услышал ее торопливый, прерывистый голос.

— И от меня ему поклон, — говорила, слегка задыхаясь, Олеся в трубу, — от меня там тоже поклон ему в Москве передайте… Скажите — от Пружак Олеси.

С порили о силе. Какая она бывает? И кто всех сильней?

— Сильней всех Илья Муромец был, — сказал Володя. — Помнишь?

— Помню, — сказала Наташа. — Илья был Муромец, богатырь. Он был здоровый. Как махнет, так все и валятся. Даже лошади — и то!

— Мамонт бы не повалился, — заявил Володя, — Мамонт самый сильный был. Он мог слона на крышу закинуть.