Лидия Чарская - Царица-мама

Вовочкина мама играет в театре. Вова видел не раз этот театр: большое круглое здание с белыми колоннами и с мраморными фигурами, поддерживающими эти колонны. Часто-часто Вовочка провожает маму в театр, до красивого подъезда, где их встречает бородатый сторож, который низко-низко кланяется маме. И не один он так низко кланяется Вовиной маме. Прохожие часто останавливаются перед мамой, в то время как она, в щегольской серой шубке, гуляет с Вовочкой, и говорят довольно громко:

— Наша знаменитая Иртеньева!

Вовочка не знает, что это значит «знаменитая», но думает, что это что-то очень, очень хорошее, потому что лицо у мамочки делается веселое-веселое, когда ее называют «знаменитой».

И в газетах про маму пишут. Вовочка слышал раз, как мама читала в столовой отрывок из большой-большой газеты: «Знаменитая Иртеньева снова вернулась из-за границы, и весь Петербург скоро увидит на сцене нашу звезду».

Вовочка никак не может понять, почему маму называют в газете «звездой», когда звезда бывает только на небе и блестит-блестит, а мама не блестит, а играет в пятнашки и прятки с ним, Вовочкой. Ах, как им весело тогда бывает обоим! Тогда мама совсем забывает, что она «знаменитая» и что о ней пишут в газетах, и умеет прятаться так искусно, что Вовочка ни за что не может найти ее нигде до тех пор, пока мама не откликнется тоненьким-претоненьким голоском:

— Ау, Вовочка, я здесь!

Тогда Вовочка отыщет маму, и оба они смеются так, что упадут на пол и не могут подняться.

A раз мама спряталась под стол, на котором стояла лампа. Стол пошатнулся, и лампа разбилась.

Мамочка хотела поддержать лампу и потащила со стола вазу с цветами.

И ваза разбилась и лампа. Это было очень смешно, хотя и жаль лампы и вазы.

Как-то раз пришел высокий толстый господин и спросил Вову:

— A ты в театре не бываешь, бутуз?

Вовочка сказал, что не бывает.

— И никогда не видел, как мама играет?

— Никогда!

— Сведите его в театр, — сказал толстый господин, который был очень похож на прачку Акулину, потому что у него не было бороды и усов, и лицо было такое же круглое и лоснящееся, как у неё. — Непременно сведите!

— На детский спектакль сведу! — обещала мама, и Вовочка захлопал в ладоши.

Мама играла в этот вечер, и Вовочку повезла в театр его бонна — «фрейлейн», как он ее называл.

Ах, как это било весело!

На мальчика надели бархатный костюм и новые сапожки. Фрейлейн расчесала Вовочке его пышные локоны, отчего Вовочка стал разом похож на красивую французскую куклу, которую он видел в игрушечном магазине.

И фрейлейн принарядилась: надела новую шелковую кофточку и пояс с пряжкой.

Потом поехали в театр и сели в ложу: Вовочка и фрейлейн.

A мамочка была за сценой и приготовлялась играть. Высокий толстяк принес Вове целую коробку шоколаду.

Вова угостил фрейлейн и себя не забыл при этом. Из соседней ложи выглянула хорошенькая нарядная девочка. Угостили и ее.

Ах, как все было весело!

Вдруг заиграла музыка так неожиданно, что Вовочка даже вздрогнул. Загудел контрабас, запели скрипки. Потом поднялся занавес, и фрейлейн велела Вовочке смотреть на сцену.

На сцене был изображен лес.

Потом появились какие-то люди. Они стали кричать и махать руками. Вовочка смотрел на них и думал:

«Вот, если бы я махал так руками, то фрейлейн наверное наказала бы меня, потому что это не прилично».

Но люди по-прежнему махали руками, и никто их не наказывал.

Потом они все исчезли куда-то, а откуда-то пришел черный человек и стал так кричать, что девочка в соседней ложе испугалась и спряталась за спину своей мамы.

Потом появились снова люди. Они тащили какого-то старого-старого человека, который просил их о чем-то… Черный увидел старого, и они оба заговорили разом громко, громко… Вовочка не разобрал ничего из того, что они говорили и был очень рад, когда занавес опустили, и он снова мог разговаривать с соседней девочкой и есть конфеты. Музыка проиграла что-то очень веселое, так что Вовочке ужасно захотелось проплясать польку, которой его недавно выучила фрейлейн, и снова поднялся занавес.

Тут Вовочка даже рот раскрыл от изумления: на сцене стоял трон, а на троне сидела царица.

Хотя у царицы были длинные до пят золотые волосы и алмазная корона, и роскошное белое платье, блестевшее, как солнце, — Вовочка сразу узнал в царице маму.

Он и про конфеты забыл, и про польку, и про соседнюю девочку в ложе.

Мама говорила что-то очень долго окружавшей ее свите рыцарей и дам, одетых похуже чем мама, но все-таки очень нарядно.

И вдруг неожиданно появились те люди, которые так махали руками в первом действии, и черный с ними, и старик.

У старика были скручены руки за спиною и его грубо тащили вперед.

Увидя маму, то есть царицу, старик упал на колени и стал просить:

— Пощади меня! Пощади!

A мама, то есть царица, все качала головою… И рыцари качали, и дамы… A черный человек говорил что-то скоро, скоро и так громко, что его можно было услышать на пощади театра. A старик все стоял на коленях, ломал руки и молил о чем-то.

Вовочка, не отрываясь, смотрел на старика, и сердце его билось сильно-сильно. Ах, как ему было жаль бедного старичка… Вова никак не мог понять, почему мама не хочет пощадить его. Что-то щекотало у него в горле, а на глазах дрожали слезинки. Вдруг старик упал на колени и вскричал, рыдая:

— Прости меня, царица, ради детей моих ярости!

Тут случилось нечто неожиданное.

Вовочке так ужасно больно сдавило грудь от жалости к бедному старику, сердечко его наполнилось таким состраданием, что он не выдержал, вскочил со своего места и, громко рыдая (гораздо громче, нежели плакал старик на сцене), вскричал:

— Прости его, мамочка, прости, пожалуйста! Он больше не будет… У него маленькие дети!.. Пожалуйста прости…

Вовочка еще хотел сказать что-то, но тут фрейлейн подхватила его на руки и вынесла из ложи.

Вовочка плакал всю дорогу от театра к дому, а когда приехала мама, он уже лежал в постели и от него пахло валериановыми каплями.

Первое, что спросил Вовочка при виде мамы, «Простила ли она бедного старика, или нет?»

Мама ответила, что простила, и тут же прибавила, что никогда не возьмет Вову в театр и что он маленький глупыш.

Но Вовочка нисколько не жалел об этом. Он не хотел видеть больше царицу маму, которая так сердилась на бедного старика и заставляла его плакать. Он даже как-то боялся «той мамы», в роскошном блестящем платье и с волосами до пят, отливающими золотом.

Но зато милую простенькую мамочку в её сером халатике, который она надевала после театра и по утрам, Вовочка любил больше всего в мире.