Эдмондо Де Амичис - Сердце

— Куда ты едешь? — спросил маленький сицилиец.

— На остров Мальта, через Неаполь, — ответила девочка, а потом прибавила: — Я еду к отцу и матери, которые меня ждут. Меня зовут Джульетта Фаджани.

Мальчик ничего не ответил. Через несколько минут он достал из своей сумки хлеб и сухие фрукты. У девочки были с собой сухари. Дети поели.

— Веселей! — крикнул матрос итальянец, пробегая мимо, — сейчас начнется балет.

Ветер всё усиливался, и пароход начало сильно качать. Но дети, которые не страдали морской болезнью, не обращали на это внимания.

Девочка улыбалась. Она была примерно тех же лет, что и мальчик, но заметно выше ростом. Худенькая, немного бледненькая на вид, смуглая и одетая более чем скромно. Ее вьющиеся волосы были коротко подстрижены, вокруг головы у нее был повязан красный платок, а в ушах блестели серьги в виде серебряных колечек.

За едой дети разговорились. У мальчика не было ни отца, ни матери. Его отец, рабочий, недавно умер в Ливерпуле, оставив сына совсем одного, и итальянский консул отправлял его теперь обратно на родину, в Палермо, где жили его дальние родственники. Девочку привезли в Лондон в прошлом году к тетке-вдове. Тетка очень ее любила, и родители — бедные люди — отправили к ней на время свою дочку, надеясь на обещанное наследство. Но через несколько месяцев тетка попала под омнибус и умерла, не оставив ни чентезимо. Тогда девочка также обратилась к консулу, который посадил ее на пароход, идущий в Италию. Их обоих поручили итальянскому матросу.

— Ну вот, — закончила свой рассказ девочка, — отец и мать думают, что я возвращаюсь богатая, а я, наоборот, возвращаюсь бедная. Но они всё равно меня очень любят. И мои братья тоже. У меня их четыре, и все еще маленькие, я самая старшая. Я всегда помогала им одеваться. Они будут очень рады мне… я войду к ним на цыпочках… А как неспокойно море…

Потом она спросила у мальчика:

— Ты будешь жить у своих родственников?

— Да… если они согласятся.

— Разве они не любят тебя?

— Не знаю.

— К новому году мне исполнится тринадцать лет, — сказала девочка.

Потом они стали говорить о море и о пассажирах, которые их окружали. Целый день они просидели рядом, время от времени перебрасываясь несколькими словами. Пассажиры принимали их за брата и сестру. Девочка вязала чулок, мальчик размышлял, море становилось всё более и более бурным.

Вечером, расставаясь, чтобы идти спать, девочка сказала Марио:

— Спокойной ночи.

— Никто не сможет спать в эту ночь спокойно, бедные мои детки! — воскликнул пробегавший мимо матрос итальянец.

Мальчик встал, чтобы тоже пожелать своей подруге доброй ночи, как вдруг неожиданно обрушившаяся на палубу водяная гора сильно ударила его и бросила на одну из скамеек.

— Боже мой, — закричала девочка, — ты разбился в кровь!

И она кинулась к нему. Остальные пассажиры бросились вниз, не обращая на детей никакого внимания. Девочка опустилась на колени около Марио, который лежал, оглушенный ударом, вытерла ему кровь со лба, сняла с себя красный платок и обвязала им голову раненого, крепко прижав ее к своей груди, чтобы потуже затянуть концы. На ее желтом платье, немного выше талии, отпечаталось при этом кровавое пятно. Марио пришел в себя и встал.

— Тебе лучше? — спросила девочка.

— Да, всё прошло, — ответил он.

— Покойной ночи, — сказала тогда Джульетта.

— Покойной ночи, — отвечал Марио, и дети спустились по двум смежным лесенкам в каюты.

Предсказание матроса оказалось правильным, — не успели они заснуть, как разразилась страшная буря. Неожиданно хлынувшие на палубу волны в несколько мгновений разбили в щепки мачту и смыли, словно сухие листья, три шлюпки, подвешенные к борту, и четырех быков с носовой части судна.

Во внутренних помещениях началась паника, людей охватил ужас, поднялся шум, послышались крики, плач, молитвы. Море свирепело всё больше и больше. С рассветом буря усилилась. Огромные волны, набрасываясь на пароход с фланга, низвергались на палубу и разбивали, сносили, увлекали в море всё, что им попадалось.

Настил, который закрывал машинное отделение, прорвался, и вода со страшным грохотом устремилась внутрь судна. Топки погасли, кочегары разбежались.

Послышался громовой голос:

— К насосам!

Это был голос капитана. Матросы бросились к насосам. Но огромная волна, неожиданно обрушившаяся сзади, разбила парапеты и люки, и вода хлынула внутрь.

Пассажиры столпились в главной каюте; вдруг среди них появился капитан.

— Капитан, капитан, — закричали все, — что происходит? Каково положение? Есть ли надежда? Спасите нас!

Капитан подождал, пока не наступило молчание и тогда сказал:

— Покоримся судьбе.

Одна из женщин крикнула:

— Боже!

Больше никто не произнес ни слова, все оцепенели от страха.

Так, в гробовом молчании, прошло довольно много времени.

Люди смотрели друг на друга с совершенно белыми лицами. Рассвирепевшее море было ужасно. Судно тяжело переваливалось с борта на борт. Наступила минута, когда капитан попытался спустить на море спасательную шлюпку: шлюпка с пятью матросами скользнула вниз, но волны перевернули ее, и два матроса, в том числе итальянец, присматривавший за детьми, исчезли в воде; остальным с трудом удалось ухватиться за веревки и снова подняться на борт.

После этого сам экипаж потерял всякое мужество. Два часа спустя пароход уже наполовину погрузился в воду. Палуба представляла собой страшное зрелище. Матери в исступлении прижимали к груди своих детей, друзья обнимались и прощались друг с другом; некоторые спускались вниз, в каюты, чтобы умереть, не видя моря.

Двое детей, Марио и Джульетта, прислонившись к мачте, смотрели на море неподвижными глазами, как безумные. Волнение немного улеглось, но судно продолжало медленно погружаться. Оставалось, очевидно, всего несколько минут.

— Шлюпку на море! — крикнул капитан.

На воду спустили последнюю шлюпку, в которой поместилось четырнадцать матросов и три пассажира. Капитан оставался на борту.

— Спускайтесь к нам! — кричали ему снизу.

— Мой долг — умереть на посту, — ответил он.

— Мы встретим какое-нибудь судно и спасемся, — кричали ему, — а вы погибнете!

— Я остаюсь.

— Есть еще одно место! — закричали тогда матросы, обращаясь к другим пассажирам, — давайте сюда женщину!

Вперед вышла женщина, сестра капитана, но, увидев расстояние, на которое уже отошла шлюпка, она побоялась прыгнуть в воду и упала без чувств на палубу. Остальные женщины лежали без сознания.

— Ребенка! — крикнули матросы.

При этом возгласе маленький сицилиец и его подруга, которые до того стояли как бы окаменевшие от сверхчеловеческого страха, вдруг, словно пробужденные могучим инстинктом жизни, оторвались в одно мгновение от мачты и бросились к краю судна, крича в один голос: «Меня!» — и пытаясь оттолкнуть один другого назад, как два диких звереныша.