Лидия Чарская - Записки маленькой гимназистки

— Молчи! Как ты смеешь! — рассердился Жорж. — Клоп, а еще разговаривает! Остроумно! Тоже! Молчать!

— Сам молчать!

Тут произошло нечто неожиданное. Жорж ударил Толю, Толя — Жоржа. И оба полетели со стула прямо под стол на ноги Баварии. У Баварии болели мозоли, она лечила их каждое утро какой-то жидкостью из зеленой баночки. Жорж ударился головой о мозоль Баварии, Бавария закричала от боли и расставила мальчиков по углам.

Жорж стоял в углу и злился. Толя вздыхал и тихонько ворчал себе под нос:

— Вот уеду на необитаемый остров, заведу себе козу и попугая, как Робинзон. Попугая выучу говорить: «Ревельская килька лечит мозоли». Ах, зачем я не Робинзон, а только Пятница.

Бедный Толя! Бедный Пятница!

Что это была за чудная красавица! Пышная, зеленокудрая, обвешанная золочеными украшениями и всевозможными безделушками.

Я смотрела на нарядную елку, и мне вспомнилась другая: далекая, скромная елочка, которую ежегодно добрая мамочка устраивала для меня. Ах, та елочка нравилась мне больше, гораздо больше этой пышной красавицы!

Я стою посреди гостиной, и в голове моей проносится знакомая, милая картина.

Рождественский сочельник… На дворе вьюга и метелица, а мы в теплой уютной комнате украшаем нашу елку. Мама в белом платье, такая нарядная, счастливая.

«Вот тебе от меня подарок, Ленуша!» — говорит она и подает мне сверток.

Я знаю, что это. Кукольный сервиз и настоящий самоварчик, который можно ставить. Я именно и хотела этого. Добрая мамочка, как она умеет угодить!..

И, углубившись в мечты, я совершенно забываю про окружающее…

— Вот она где! Очень любезно заставлять искать себя! — слышится вдруг подле меня голос Ниночки, который сразу будит меня.

И Нина, нарядная, хорошенькая и воздушная, влетает в залу.

За нею — ее подруги: Ивина, Мордвинова, Рош, Рохель.

Я точно просыпаюсь от сна… А какой это был сон! Дивный! Чудный!

— Гости уже собрались, а она еще и не думает одеваться! Разгуливает в своей черной ряске, точно монахиня! Изволь одеваться скорее! Из-за тебя опоздаем с танцами, гадкая Мокрица! — выходит из себя моя хорошенькая кузина.

— Что, как ты сказала? — слышится вокруг нас веселый хохот. — Мокрица! Ах, как это верно! Она вечно хнычет, всегда! Мокрица и есть… Браво! Браво!

— Ступай одеваться! — крикнула Ниночка.

— Мне нечего одеваться. Ничего другого я не надену, — тихо, но твердо проговорила я. — Дядя позволил мне носить траур по мамочке целый год, и я ни за что не расстанусь с моим черным платьем.

— Да как же ты танцевать будешь в трауре? — сделала на меня большие глаза Женя Рош.

— Я и танцевать не буду!

— Ну, это уж дудки! Не смей портить нам праздника!

И прежде чем я успела опомниться, Женя бросилась к роялю, открыла крышку и заиграла очень шумную польку. Между тем высокая, сильная Мордвинова подхватила меня за талию и закружилась со мною по зале. Я напрасно отбивалась от нее: она была вдвое сильнее меня. Глядя на мои тщетные усилия освободиться, девочки помирали со смеху. Особенно хохотала Ниночка. Она даже на пол упала и не могла подняться, обессилев от хохота. В эту минуту в передней раздался звонок.

— Кто бы это мог быть? Верно, начальница! — разом сделавшись серьезной, произнесла Ниночка, вскакивая с полу.

— Кто, кто, какая начальница? — закидали ее вопросами девочки.

— Папиного начальника дочь. Очень важная барышня. Ее отец министр, кажется, или еще поважнее! — не без гордости произнесла Ниночка и окинула всех победоносным взглядом.

Девочки заохали и заволновались. Дочь министра! Ах, как это хорошо!.. И они будут танцевать с такой важной барышней!

— Ах, какая ты счастливица, Ниночка, что у тебя такая знатная подруга! — произнесла, блестя разгоревшимися глазками, хорошенькая Ивина.

Ниночка только кивнула, в то время как лицо ее приняло гордое и довольное выражение.

Но как раз в это время на пороге появился Жорж и крикнул мне:

— Ступай встречать свою гостью, Мокрица! Кондукторская дочка пришла!

Ах, что сделалось с Ниночкой! Она покраснела сначала, потом побледнела, потом все лицо ее пошло красными пятнами. Между тем лица остальных девочек так и засияли насмешливыми улыбками.

— Ай да Нина Иконина! — первая вскричала толстушка Рош. — Хвастунья, и больше ничего. Хороша дочка министра! Кондукторша! Вот так знакомство! Нечего сказать! Отличилась!

Ниночка, вся красная, оправдывалась, как могла: это не она виновата, а противная Мокрица, и кондукторская дочка не ее гостья, а Мокрицына. А дочка министра будет, непременно будет. Вот они все увидят. А с кондукторшей она и говорить не станет и мальчикам с ней не позволит танцевать. Так как она Мокрицына гостья, а не ее, Ниночки, то пусть Мокрица и возится с нею.

Ниночка говорила еще много-много, но я уже не слышала ничего — я стояла перед Нюрочкой в прихожей, помогала ей раздеваться и поминутно повторяла, стараясь скрыть от нее мое смущение:

— Ах, как я рада видеть тебя, Нюрочка! Как рада!

На Нюре было простенькое шерстяное платьице, но сшитое очень аккуратно; волосы ее, заплетенные в две косы, были перевязаны красной ленточкой. Ничего грубого, смешного не было в ее костюме.

Я взяла Нюру за руку и повела в зал. Там уже танцевали. Товарищи-гимназисты Жоржиного класса приглашали подруг Жюли, которые, однако, скорее были подругами живой и хорошенькой Ниночки, с которою успели подружиться, посещая ее сестру. По крайней мере, они вертелись все время подле Ниночки, в то время как Жюли оставалась одна в самом отдаленном углу зала. Я отыскала ее и вместе с Нюрой подошла к ней.

— Отчего ты не танцуешь, Жюли? — спросила я девочку.

— Убирайся вон, если ты пришла издеваться надо мною! — резко отвечала горбунья. — Разве калека может танцевать? Ты глупа, если не понимаешь этого!

— Бедняжка! — сочувственно глядя на нее, проговорила Нюра. — Как мне жаль вас. Я так люблю танцевать сама, что мне кажется — и все должны любить танцы…

— Кажется — так перекреститесь, и не будет казаться! — грубо оборвала девочку Жюли. — Желаю вам веселиться, только вряд ли придется, — заключила она со злой торжествующей улыбкой.

Между тем Матильда Францевна, сидевшая за роялем, заиграла очень красивый мотив вальса. Маленькие кавалеры подходили к маленьким дамам и приглашали их. Пара кружилась за парой. Все девочки танцевали. Все мальчики имели по даме. Даже мой милый Пятница кружился вовсю с толстенькой Рош. Одна только Жюли оставалась в своем углу, да Нюрочка, по-прежнему находившаяся подле меня, не дождалась приглашения.

Мне было очень больно за девочку. Я сразу поняла, чьи это были штуки.

«Неужели же никто не захочет танцевать с нею оттого только, что она дочь кондуктора, а не важная барышня? — мысленно терзалась я. — Нет, не может быть, чтобы это было так! Не должны же быть такими злыми все эти веселые, живые мальчики!»