Лидия Чарская - Гимназистки (Сборник)

И думая об этом, девочка прощала судьбу за свою смуглую кожу и некрасивые, резкие черты лица. Но сегодня то, что отразилось в зеркале, отнюдь ничего общего не имело с Наташей Ростовой!

О нет! Надутые губы, сердитое лицо и что-то тревожно-недовольное в глубине темного взора… Отчего бы это? — недоумевающе спрашивает себя Наташа.

И вдруг вспоминает. Вспоминает сразу, быстро. Точно кто подсказывает ее мыслям.

— Ах да… Не выучила историю. А историк спросит непременно… Как это вышло?

Забыв о какао, о сдобных булочках, Наташа старается вспомнить, как это вышло.

Да… вчера у них были гости. Мими играла сонату Бетховена. Ту, любимую, на бемолях. Она слушала. Потом сражались в Halm'y (игра вроде шашек) вчетвером: Мими, Зоя, она, кузен Виктор. Мама несколько раз подходила и спрашивала, все ли уроки она, Наташа, выучила, а она отвечала не сморгнув:

— Конечно, все.

Хотелось показаться ужасно способной перед сестрами и кузеном.

После чая наскоро пробежала французский, решила теорему по геометрии, прочла кое-как о Достоевском по русской литературе и готовилась уже взяться за историю реформ Петра Великого, как нежданный гость — сон — подкрался к ней едва заметно, и она сладко заснула, забыв и о Петре, и о его преобразованиях и реформах, со смутной надеждой повторить это все до гимназии, утром, и вот… Надеждам не суждено было осуществиться, Анюта позабыла разбудить Наташу или Наташа позабыла сказать об этом Анюте, но…

Но не в этом дело!

Эта глупая Анюта… Чего она улыбается, сияет?! И чепчик глупый, и фартук с плоечками, и вся она… Все это так несносно! Противные и чепчик, и плоечки, и Анюта!..

Папа довез Наташу до гимназии. Приложился к ее засвежевшей на морозном воздухе щечке холодными, мокрыми усами и сказал:

— До свиданья, Кошечка, за обедом увидимся!

Потом приказал кучеру Семену ехатьдальше в больницу.

Наташа вошла в просторный теплый гимназический вестибюль. Здесь было шумно, людно, суетливо. Девочки то и дело входили. Швейцар Дмитрий, получивший прозвище Султана Мароккского за свое оливково-смугловатое лицо и необычайно кудрявые темные волосы, поминутно распахивал входную дверь, впуская тоненькие фигурки, закутанные в теплые пальто и шубки, с неизменно торчащими из-под них коричневыми подолами форменных платьев. Знакомые лица, знакомая обстановка… Среди всей этой суеты, веселых возгласов и шума, понемногу стало расплываться неприятное настроение, привезенное из дому Наташей.

К ней подошла красивая, стройная Нина Соболева, с густой белокурой косой, два раза венчиком охватившей изящную головку, и проговорила:

— Здравствуй, Наташа! А мы вчера были в опере, я с мамой и братом. Брат неожиданно Достал ложу. Ах, как хорошо! Чудо как хорошо! Ты не бывала в опере, Наташа?

Натали смотрит в красивое довольное лицо Соболевой и сердито бурчит:

— Нет.

Только что ушедшее дурное настроение возвращается к ней снова.

«Вот хвастушка-то! — думает про Соболеву Наташа. — Ужасно важничает, что ездит часто в театр. В оперу, в драму. Невидаль какая!» Наташа злится. Злится самым искренним образом. Злится оттого, что завидует Нине. Нину держат дома, как взрослую. У нее брат офицер. Водит ее в театры, на вечера к себе в полковое собрание. А ее брат Миша уехал за границу заканчивать свое образование и ему дела мало до младшей сестры. Не сегодня — завтра его ждут домой окончившего курс в цюрихском университете. Но его приезд мало внесет разнообразия в монотонную серенькую Наташину жизнь. Мими и Зоя завербуют себе Мишу — это уже наверное! Не отпустят его от себя ни на шаг, закружат его в вихре их жизни, полной самых разнообразных удовольствий, а она, Наташа, по-прежнему вынуждена будет ездить в гимназию по утрам, а вечером готовить уроки к следующему дню у себя в детской.

Вот у Нины Соболевой, наверное, иная жизнь! Балы, выезды, опера… И «детской», наверное, никто в доме не решится назвать комнату Нины!

И уже окончательно взвинченная и снова взволнованная и сердитая, Наташа угрюмо, глядя себе под ноги, поднимается по широкой лестнице в класс.

После молитвы первый урок — история. Преподаватель, молодой, худощавый человек в очках, за которыми скрываются глаза неопределенного цвета, по первому звуку колокольчика, раздавшегося почти сразу после общей молитвы в зале, стремительно распахнул дверь и в несколько быстрых шагов, проскользнув пространство от порога комнаты до кафедры, занял свое место.

И Наташа поняла разом, что все для нее кончено. Началась пытка. Кто-то незримый и упорный, казалось, говорил в душе Наташи: «Сейчас, сейчас Сомов распишется в журнале, обведет глазами класс, остановит их на тебе и назовет по фамилии тебя, Наташу Дернову!»

Пренеприятное положение! Ужасное ощущение чего-то гадкого, несправедливого и жуткого в одно и то же время…

Чтобы отвлечь себя немного от скверного предчувствия, Наташа перебегает с одного знакомого лица на другое… Вон сидит красивая, спокойная, всегда уравновешенная Нина. Ей хорошо. Она постоянно знает заданные уроки как Отче наш и Богородицу, хотя и ездит еженедельно в оперу и танцует на семейных вечерах. А вон Мышка… Живая веселая девочка, несмотря на свои 15 лет, не отрешившаяся от чисто ребяческих шалостей и проказ. Она учится скверно, хотя память и способности у нее удивительные. Дальше Маруся Стрекотова, первая ученица, берет все с боя усидчивым трудом. Зеленая от малокровия, серьезная, старообразная, но с такими умными, красивыми голубыми глазами, выражению которых завидует полкласса. Вон Валерия Натова. Эта веселая и бойкая, как козленок… Историей интересуется больше всего. Хронологию знает как свои пять пальцев. Счастливая! Ей нечего бояться сегодняшнего урока и реформ Петра.

Наташа пугливо смотрит на учителя. И в тот же миг, обливаясь потом, опускает глаза.

Что это? Или от страха у нее начинаются галлюцинации? Ей кажется, что взгляд Сомова из-за дымчатых очков прикован к ней, что маленькие глазки учителя, вооруженные стеклами, следят за ней упорно, настойчиво!

Ах, наверное, он знает, что творится в голове Наташи, далекой от реформ Петра!

Взволнованная до последнего предела, Наташа подается назад… Потом подвигается несколько влево на своей парте, так, чтобы голова и часть ее худенького туловища пришлись за крупной и толстой фигурой сидящей перед ней Ади Картановой, Гренадерши, как ее за рослую и сильную фигуру прозвал класс. Это довольно-таки малодушный маневр страуса, желающего спрятать голову под крыло и воображать, что сам он невидим. Наташа отлично понимает, как наивен ее план… Но что же делать, когда последняя надежда быть незамеченной и неспрошенной заключается в этом?!