Лидия Чарская - На всю жизнь

Вот вам и корректный бал. Вот вам и чопорная Англия.

Остановить нас некому. Старшие играют в карты за две комнаты отсюда. А чопорные мисс лишь бледно улыбаются.

Вдруг хохот, несется вслед за нами от входных дверей.

— Вот так штука. Здорово валяют! — слышу я детский голос.

И в тот же миг сердитые возгласы и шиканье покрывают его.

— Левка! Иди прочь. Тебе здесь не место. Какой ты грязный. Тебе нельзя сюда, здесь гости! — шипит Алиса Вильканг, выталкивая за дверь гибкую фигуру в заплатанной парусиновой блузе.

Черные глаза, спутанные кудри, задорная рожица мелькают передо мною. Это Левка. Я узнаю его сразу. За неделю сытой жизни под крылышком доброго покровителя щеки его округлились и порозовели. В его плутоватых глазах написано полное довольство.

— Пошел вон! Пошел вон! — с легким акцентом кричит Алиса и подталкивает мальчика в спину.

— Большой Джон, — шепчу я умоляюще, — позвольте ему остаться.

— Невозможно! — отвечает мне Алиса. — Это сущий разбойник. С ним нет сладу. Наглый и дерзкий, за все хватается и, не догляди, готов стащить со стола лакомый кусочек.

И, оборачиваясь к мальчику, добавляет строго:

— Что ж ты стоишь? Тебе же велено убираться отсюда.

И она выталкивает его за порог залы. Но в самых дверях Левка останавливается и, оборачиваясь к «новорожденной», показывает ей уморительный жест.

Большой Джон прячет разгоряченное лицо за мой веер и бесшумно хохочет.

Пока в зале открывают форточки и освежают комнату, рядом, в кабинете Джона, играют в «мнения». Мистер Джон Манкольд, длинный юноша с рыжими бачками, собирает их. На мою долю выпадает жребий уходить.

Когда я возвращаюсь, Большой Джон шепчет мне незаметно:

— Ну, берегитесь! И разделали же они вас под орех!

Я только встряхиваю волосами (мальчишеская привычка, доставляющая маме-Нэлли столько хлопот).

Действительно, мне досталось не на шутку. Мистер Манкольд с особенным удовольствием перечисляет все, что обо мне говорили. Мне приходится слышать, что я дикая, слишком непосредственная, удивительно своеобразная (это сказано в насмешку, но на французском языке звучит как комплимент), что я «казак», что мне еще придется много работать над собою, чтобы быть как другие, что я бедовая и прочее.

И только одно «мнение» за меня.

«Она такова, что хорошо было бы, если бы все девушки в мире были на нее похожи».

Я сразу узнаю автора этого мнения.

— Угадала! Угадала! — кричу я, хлопая в ладоши. — Большой Джон, это сказали вы!

— Это сказал я, вы правы, — говорит он трагическим басом и под общие аплодисменты удаляется в зал.

— Что вы желаете сказать про мистера Джона? — обращается ко мне мисс Молли, дочь англичанина — управляющего здешней фабрики.

— Что он прелесть! — вырывается у меня.

Шушуканье, недоумение и потом насмешливый голос, бросающий звонким шепотом французскую фразу.

— Побойтесь Бога, m-lle! Так не говорят в глаза молодому человеку.

И мисс Молли таращит на меня с уничтожающим взглядом свои выпуклые глаза.

— Да разве Большой Джон молодой человек?! — смеюсь я.

— А кто же он?

И маленький, веселый и добродушный Бен Джимс, товарищ Джона, заливается смехом.

— Я считаю его моим братом! — говорю я гордо. — А брат для сестры не есть молодой человек.

Тогда мисс Молли тянет насмешливо, обращаясь к сестричкам Вильканг:

— Поздравляю вас, молодые леди. У вас есть седьмая сестра.

— Нет! Нет! — кричу я. — Сестрички Вильканг мне не сестры, но Большой Джон — милый брат.

Или я не должна была говорить и этого? Ого! Какие у них сделались вытянутые физиономии, у всех шестерых сразу.

— Мисс Лида воспитывалась в институте? — спрашивает Молли.

— Ну разумеется! Не в театре же марионеток! — восклицаю я.

«Вот тебе! Вот тебе, противная марионетка», — прибавляю я мысленно, видя, как она вся вспыхнула.

— Большой Джон! Пора! Мнения собраны, — приоткрыв дверь в соседнюю залу, зову я моего друга.

Но Большого Джона там нет.

— Ушел опять к фейерверку, — слышу я чей-то возглас.

Вместо Джона я вижу Левку, одетого в чистенькую парусинную блузу, с тщательно причесанной головой. Пестрый передник привязан к поясу. В руках поднос с прохладительными напитками, клюквенным морсом и оршадом. Глаза у Левки застенчиво опущены, на лице умиротворенное выражение.

— Налей мне питья, мальчик, — коверкая русские слова, говорят гости.

— И мне!

— И мне!

Левка чинно относит поднос на стол и раздает стаканы.

Ледяной мутный оршад удивительно утоляет жажду.

— И мне.

Алиса протягивает свой стакан величественным жестом королевы. Левка поднимает глаза. Две черные молнии сверкают на миг и снова исчезают за длинными ресницами.

И вдруг — о ужас! — струя оршада льется из кувшина мимо стакана Алисы на ее нежный белый газовый туалет.

А Левка злобно хохочет, топает ногами, улюлюкает и свистит.

— Вот тебе! Вот тебе за все сразу!

Едва сдерживая слезы, негодующая, злая и красная, Алиса поднимается со своего места.

— Гадкий мальчишка! Завтра же я попрошу тебя наказать! — говорит она рыдающим голосом.

— О, мисс, его стоит проучить сейчас же. — И длинные пальцы мистера Джоржа хватают за уши Левку.

— Не смейте его трогать! Пусть с ним расправляется его хозяин! — кричу я и стремительно закрываю собою Левку.

Этого только тому и надо. Он шарахнулся в сторону и исчез за дверью, предоставляя присутствующим заняться Алисой и ее испорченным платьем. А я убегаю в сад.

— Большой Джон! Ау!

— Ау! Ау, маленькая русалочка!

Он там, в конце площадки, возится с ракетами.

— Желаете помочь мне?

— Здесь веселее, — чистосердечно признаюсь я ему, — а там… — И я рассказываю своему другу приключение с оршадом.

Джон слушает внимательно, потом говорит:

— Мои сестры — удивительные девушки, но им не хватает снисхождения, а этот бедный ребенок Левка, в сущности, так несчастлив и одинок. Его родители исчезли куда-то, он стал из нужды бродяжкой, мелким воришкой. Но сердце у него привязчивое, и меня он любит по-своему. За эту неделю мне удалось уже приручить к себе этого дикого зверька. Вот, сестричка-русалочка, помогите мне обучить его грамоте. Сам я ведь плохо знаю по-русски.

— С большим удовольствием, я исполню ваше желание, Большой Джон, с восторгом! — тороплюсь я ответить.

Но тут нам приходится замолчать. Приготовления к фейерверку кончены, и гости высыпали в сад.

Бенгальские огни запылали алым заревом, как костры колдуньи, посреди площадки. Потом взвилась ракета, за нею другая, третья. Не чувствуя ног под собою, я перебегаю от одного столба к другому, поджигаю начиненные порохом палки, помогая Джону, и громко вскрикиваю каждый раз, как занимается желтое пламя. Но вот, рассыпая золотые брызги, завертелось огненное колесо.