Лидия Чарская - Южаночка

Ее нашла ранним утром дежурная фельдшерица, когда делала второй «ночной» обход, лежащей без движения на каменном полу прихожей у порога палаты Лины Фальк…

Она вся горела, как в огне… И в бреду повторяла:

— Я не виновата! Клянусь не виновата! Лина Фальк! Я не хотела калечить тебя, верь мне! этот осколок попался случайно! Я не виновата! Верьте мне! Верьте же!

Ее тотчас подняли, отнесли в палату, положили в постель, дали знать начальнице, доктору. Когда княгиня спешно вошла, в ее комнату, Южаночка лежала с пылающим лицом, и глядя на всех лихорадочно блестящими глазами, ни кого не узнавая твердила одно:

— Я не виновата! О клянусь, вам я не виновата! Я не хотела зла Фальк! Не хотела никогда, никогда…

— Скажите доктор, она очень опасна больна?

— Сегодня должен быть кризис, генерал.

— Послушайте. Этот ребенок мне дороже жизни… Спасите ее!

— Один Бог может спасать!

— Так она при смерти, да?

— Она опасно больна, я не хочу скрывать этого, но… Будем надеяться на счастливый исход покамест!

— Южаночка! Дитя мое единственное! Что ты сделала со мной! — И Аркадий Павлович Мансуров припал к изголовью постели больной. Доктор торопливо продолжал свое дело по другую сторону лазаретной койки. Он вспрыскивал что-то маленьким острым шприцем в руку девочки и внимательно следил в то же время за выражением ее исхудалого до неузнаваемости лица. Трудно бы признать в этом худеньком, изнуренном и заострившемся личике прежнюю красотку Ину. Огромные глаза ее провалились и глубоко запали в орбитах, кожа стянулась и пожелтела, ссохшиеся от жара губки широко, судорожно раскрывались с трудом глотая воздух…

Порой пожелтевшие веки приподнимаются и глаза огромные, тусклые, смотрят на всех, никого не узнавая… Порой запекшийся ротик шепчет беззвучно.

— Не виновата я! Клянусь я не виновата! Не хотела калечить Фальк! Не хотела! Не хотела! Не хотела!

Дедушка неотступно сидит у постели больной… Иногда возле него появляются и тараканьи усы Сидоренко. Тараканьи усы шевелятся, кожа складывается в бесчисленные морщины и в маленьких глазах предательски блестит что-то…

— Что дружище! Потеряем мы нашу Южаночку, уйдет она от нас? — дрогнувшим голосом говорит дедушка, избегая смотреть в глаза своему старому слуге и другу.

— Никак нет, ваше превосходительство! Господь не попустит, их высокоблагородие Иночка во всяком разе, должны остаться при нас!..

И незаметно, воровски, смахивают слезы оба старика.

Часто-часто заходит теперь, в палату трудно больной, княгиня. Наклоняется над ней, смотрит внимательно и нежно в изменившееся личико и шепчет на ухо госпоже Бранд, которая почти ежечасно забегает теперь справляться о здоровье своей воспитанницы.

— Не знаю, чтобы отдала я, чтобы выжил только этот ребенок.

— А я… а я княгиня! — и выцветшие глаза Эмилии Федоровны обычно холодные, строгие и сухие теперь наполнены слезами и мягким выражением надежды и мольбы…

Чтобы скрыть эти слезы, она спешит в палату Лины, которой уже сделали операцию, зашили веко, и она видит так же хорошо раненным глазом, как и здоровым и только из предосторожности ее держат пока еще в лазарете.

— Тетя! Тетя! — бросается она на встречу госпоже Бранд… — Ей лучше? Она выздоровеет? Неправда ли? Да тетя? Ах, как я была к ней жестока и несправедлива! Да! Да!

И Лина, гордая, сердитая Лина заливается слезами, слезами жалости и скорби к бедной, маленькой умирающей Южаночке.

И фрейлейн Бранд плачет… И фрейлейн Бранд бесконечно жаль свою непосредственную, шаловливую, но добрую и сердечную воспитанницу, доставившую ей так много хлопот и горя!

— О, лишь бы она выздоровела, о лишь бы!

И сердце Эмилии Федоровны рвется от жалости и тоски…

Иногда в дверь Ининой палаты просовываются две испуганно встревоженные рожицы… Это Гаврик и Щука…

С робким «можно?» они входят к ней, делают реверанс дедушке, садятся в безмолвии у постели больной и смотрят, смотрят молча в измученное недугом личико их общего друга.

Потом, также тихо встают, снова приседают перед генералом и неслышно, как мышки, скользят в коридор. Здесь они останавливаются, кидаются в объятья друг друга и горько-горько плачут.

— О, как мы могли ей не поверить, ей Ине! — слышится так часто, часто повторяемая теперь ими фраза и с растерзанными сердцами они возвращаются в класс.

Должно быть Господь услышал молитвы обращенные к Нему всеми этими людьми, и увидел их безысходное горе…

Южаночка вернулась к жизни… В ту самую, минуту, когда все уже отчаивались видеть ее живой и собравшись у ее кровати в мучительном томлении ожидали рокового конца, перелом болезни повернул к лучшему и Южаночка была спасена. Ее глаза раскрылись сознательно впервые и она остановила на лице деда, свой блеснувший мыслью взгляд.

— Дедушка! — послышался ее слабый-слабый, чуть слышный, голос.

— Милый мой дедушка! — и протянув вперед исхудалую ручонку она прибавила еще тише и слабее:

— А вот и таракашечка мой! Здравствуй, таракашка!

У старого героя-солдата слезы градом хлынули из глаз, и не дрогнувший ни разу перед лицом врага — турки, старый Сидоренко задрожал теперь как лист услыша этот милый тихий голосок, такой слабенький, такой трогательно-жалкий!

И дедушка плакал, и княгиня и госпожа Бранд и белобрысая Лина… Все… Все…

Дедушка целовал худенькую, как цыплячья лапка ручонку и в сердце его разрасталась такая огромная радость, какой никогда еще не испытывал он.

С этого дня и началось быстрое выздоровление Южаночки. Нервная горячка, набушевав вволю над своей маленькой жертвой, отступилась наконец от нее… Южаночка поправлялась… Ее силы благодаря тщательному уходу восстановлялись быстро… А любовь и нежные заботы окружающих только способствовали этому выздоровлению. На всех лицах, во всех обращенных на нее взорах Южаночка читала теперь столько радости и ласки, с тревожной нежностью к ней. Но что лучше всего способствовало скорейшему выздоровлению — это первое же сознательное свидание с Линой. Южаночка впервые после катастрофы увидела теперь оба здоровые глаза своего недавнего врага, увидела и проснувшуюся к ней ласку Лины и девочки трогательно примирились, скрепив свой мир всепрощающим чистосердечным поцелуем.

И с фрейлейн Бранд крепко поцеловалась Ина и дала ей тут же слово стараться во чтобы то ни стало переделать себя…

Прошла еще неделя… Южаночку спустили с кровати и смешно ковыляя, как неоперившийся птенчик, она бродила уже по палате.

Это было в один из славных деньков молодого радостного апреля…

Дедушка пришел сияющий и довольный, точно именинник, получивший желанный подарок.