Лидия Чарская - Южаночка

— Вспомнила! Вспомнила! — неожиданно сорвалось из алых губок Ины веселым радостным звуком. — Ах, вот-то еще была потеха. Ты только послушай, что я сделала, дедушка. Ха, ха, ха, ха! Я сняла с верхового Гнедки седло и переложила его на теленка Кичку. А сама села на Кичку и поехала на нем, как на лошади. Кичка прыгал, как полоумный и совершенно ошалев, кинулся к дому, влетел на террасу, где тетя с «крысой» пили кофе, и прямо к столу… Тетя так испугалась, что упала со стула. И опять мне влетело по первое число. Опять целый день в чулане на хлебе и воде. Теперь уже я окончательно все до капельки рассказала тебе, дедушка!

— Нехорошо все это, Южаночка, — покачивая головой, произнес Мансуров, всячески силясь скрыть улыбку, предательски морщившую его губы.

— Знаю что нехорошо, дедушка! — опять делаясь серьезной, проговорила девочка, — но мне кажется, что если бы тетя Агния не наказала меня отдачей в институт, Бог знает, когда еще удалось бы мне повидаться с тобой мой милый, мой хороший дедушка! А я так тебя люблю! — неожиданно закончила она свою речь горячим поцелуем.

— Я и не сомневаюсь в этом, моя крошка! — проговорил старик, нежно поглаживая прильнувшую к нему черненькую головку, — ну, а теперь скорее обедать, а то и суп остынет, и пирожки.

— Слушаю-с ваше превосходительство! — вытягиваясь в струнку отчеканила Ина и к вящему удовольствию совсем очарованного ею Сидоренко, размахивая в такт руками, шумно, как заправский солдат, замаршировала к столу.

Когда молоденькая и хорошенькая Сашенька Мансурова вы шла замуж за капитана Палтова, и уехала на далекую южную окраину России, где квартировал полк ее молодого супруга, Аркадий Павлович Мансуров совсем приуныл в разлуке с дочерью. Сашенька была единственной радостью, единственным утешением в жизни старого генерала. К тому же, Аркадию Павловичу почему-то казалось, что он уже никогда не увидит больше своей ненаглядной дочурки, и эта страшная мысль бесконечно мучила старика.

Прошел год и вскоре он получил известие от молодых супругов о рождении у них дочери. Там, далеко, на берегу теплого, синего моря, на чудесном цветущем юге родилась девочка Южаночка, смуглая, большеглазая, крепкая и здоровенькая, как майский день.

Рассказами об этой девочке, описаниями жизни малютки, были полны письма ее матери к старому генералу. А старый генерал в свою очередь еженедельно осведомлялся о здоровье новорожденной, слал ей игрушки, подарки, нарядные детские капотики, погремушки и разные красивые вещицы, являвшиеся необходимостью в жизни маленькой бэби.

Как сокрушался бедняга, что раненая нога давала себя чувствовать время от времени и не позволяла генералу выезжать из Петербурга, где были лучшие доктора, не перестававшие подлечивать Аркадия Павловича и этим поддерживавшие его жизнь. За то, как мечтал старик увидеть у себя свою маленькую Южаночку, как он прозвал далекую внучку. Увы! Его надеждам не суждено было оправдаться скоро. Александра Аркадьевна Палтова недолго прожила на далеком юге. Красавица Сашенька умерла, оставив на руках мужа четырехлетнюю дочку.

Известие о смерти дочери старик Мансуров получил в то время, когда ожидал всю семью Палтовых к себе гостить.

Это ужасное несчастие едва ли не стоило ему жизни. Он заболел опасно и выздоровел только чрез несколько месяцев благодаря нежному уходу Марьи Ивановны и Сидоренко. Теперь, письма с юга приходили значительно реже. Зять писал тестю мало и скупо.

Капитан Палтов был слишком занят службой в своем далеком захолустье и ему не было времени вести аккуратную переписку с отцом покойной жены. К тому же горе потери любимой женщины так подействовало на молодого офицера, что весь он ушел в него.

Зато какой бесконечной радостью наполнилось сердце старика-генерала, когда в один прекрасный день его верный Сидоренко подал своему барину небольшой конверт, надписанный вкривь и вкось безобразными детскими каракульками. Это было письмо Южаночки! Первое письмо далекой ненаглядной внучки!

С сердечным трепетом вскрыл письмо это старый генерал. Семилетний автор письма торжественно сообщал «милому, золотенькому дедушке», что теперь она Ина уже большая девочка, выучилась писать и будет вести длинную и аккуратную переписку с дедушкой.

И вот с двух противоположных краев России с севера на юг, и с юга на север полетели письма. Дедушка писал внучке, внучка дедушке. Теперь старый генерал знал отлично всю подноготную своей ненаглядной Южаночки. Знал все ее радости и горести, знал все, что не делалось там далеко на юге, в охранявшем русские границы полку.

Ина писала дедушке обо всем: о постоянной задумчивости и угрюмом теперь настроении отца, о строгой тете, родной сестре ее папы, Агнии Петровны, заменявшей в доме место покойной матери, и о своих любимых солдатиках. О последних девочка отзывалась с бурным восторгом. Еще бы! Как ей было не любить их. С самой колыбели Ина проводила среди них свое раннее детство. Из окна своей спаленки она видела, как производилось ученье на плацу, видела с какой ловкостью и быстротой, стройно и красиво двигались солдаты, под звуки военной музыки на парадах, с каким добродушием и готовностью старались угодить ей «маленькой капитанской барышне», в которой буквально не чаяли души. Принести букет цветов Ине из долины, спелой ягоды из лесу, поймать ей голосистую малиновку в роще, притащить зеленую ящерицу с поля, все это каждый солдатик считал своим нравственным долгом. Ей на славу выездили гнедого Красавчика, на котором отец позволил ездить девочке в сопровождении тех же верных солдат по окрестностям. Ей же с особой тщательностью выдрессировали маленькую чекалку, [1] Чекалка или чекал (здесь) — название шакала на Кавказе. пойманную в лесу, ходившую всюду как собачонка по пятам за своей юной госпожой. Словом, между Иной и «ее солдатиками» была самая трогательная дружба. О них то, о своих верных друзьях и писала, так много и часто далекому дедушке, маленькая внучка.

А года шли, Ина подрастала. Вдруг новое неожиданное несчастье с поразительной быстротой обрушилось над темнокудрой головкой. Владимир Петрович Палтов неожиданно скончался, едва успев вручить дочь под опеку ее тетки и его сестры, о чем возвестило дедушку печальное письмо девятилетней Ины.

После обеда в большой гостиной зажгли люстру и дедушка, угостив Южаночку сладким десертом, провел ее туда.

Войдя в большую просторную комнату, девочка внезапно притихла. На ее за минуту до этого оживленном личике отразилась печаль. Ее черные глазки, устремились куда-то вперед, подернутые грустью. Дедушка взглянул по тому направлению, куда смотрели черные глазки и глубоко вздохнул: