Милий Езерский - Сила земли

Иным был Папирий Карбон. Он высмеивал знаменитых мужей и магистратов, презирал нобилей и решительно призывал бороться с кучкой «прогнивших олигархов», как он величал сенат. Для него, казалось, не было ничего святого: он смеялся над богами, клеймил всех Сципионов кличкой «выскочка», называл победителя Ганнибала казнокрадом, Сципиона Эмилиана — злодеем, а Сципиона Назику — свирепым разбойником с большой дороги. Всем доставалось от него!

Тиберий часто спорил с ним, но Папирий Карбон, поблёскивая злыми раскосыми глазами, говорил:

«Вот ты говоришь — честность. Вспомни Сципиона Эмилиана. Он честен, только по-своему… Что такое честность? Это понятие толкуется различно: то, что для него и лиц его кружка честно, для меня и других бесчестно. Честно ли было разрушать Карфаген, истреблять людей, продавать в рабство мирное население? Знаю, ты возразишь: приказание сената. Но сенат — кучка отвратительных, бесчестных стариков. Как же можно было исполнять его приказание?.. Что? Ты говоришь — власть, закон? Но власть и есть сенат — пиявки на теле народа».

Тиберий был снисходителен к другу и прощал ему резкие слова. Но Гай, вспыльчивый и резкий, не выносил Папирия Карбона и вступал с ним в споры, кончавшиеся нередко взаимными оскорблениями.

Послышались шаги, и вошла Корнелия в сопровождении Гая.

— Что ты так весел, Гай? — спросил Тиберий брата.

— Оттого я весел, брат, что внял твоему совету послужить отечеству. Ты начинал службу в легионе, и я хочу сделать то же. Сципион Эмилиан сказал мне, что собирается отправиться на войну в Иберию, и я упросил его взять меня.

— И хорошо сделал, Гай! — улыбнулся Тиберий, сжимая его руку. — Отечество нуждается в честных, любящих его людях.

— Я рад уехать хотя бы потому, чтобы не видеть Марка Октавия и Папирия Карбона. Оба порядочные скоты!

— Не смей так говорить! — рассердился Тиберий. — Я дружу с Ними с малых лет и горжусь их преданностью.

— Ну, не сердись, брат, не сердись!.. Но что я могу поделать, если не выношу обоих? Они портят мне настроение. Чувствую, что оба — ничтожные люди.

Тиберий промолчал.

— Как думаешь, Тиберий, — спросил однажды Маний, — должен ли плебс поддержать Сципиона Эмилиана, который собирается на войну в Иберию?

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Он спрашивает потому, — вмешался Тит, — что Сципион Эмилиан будет нам мешать, когда ты станешь народным трибуном и будешь проводить земельный закон.

— Да, ты прав: Сципион и его кружок против надела пахарей землёй, — задумался Тиберий. — Пусть плебеи поддержат его в комициях, чтобы он получил назначение на войну.

После отъезда Сципиона Эмилиана Тиберий вздохнул свободнее. Присутствие шурина в Риме связывало ему руки. По вечерам в кружке он видел строгие глаза Сципиона, слышал суровый голос, напоминающий о долге квирита по отношению к отечеству, которому необходимы внутреннее спокойствие и порядок; затем следовала размеренная греческая речь Полибия, одобряющего слова Сципиона, и Лелия, вздыхавшего о величии времён предков.

Тиберий несколько раз пытался обсудить в кружке положение земледельцев, но Сципион уклонялся от «опасного», как он называл, разговора. Указывая на Лелия, он говорил: «Благоразумие сделало его мудрым, и если Нестор [114] Не́стор — престарелый греческий вождь, участник Троянской войны, известный своей мудростью. молчит — не пришло ещё время». — «Но оно придёт, — возразил Тиберий, — и если замедлит, то мы его подгоним». — «Берегитесь крайностей. Спокойствие отечества важнее благосостояния отдельных граждан», — ответил тогда Сципион.

Тит и Маний пришли к Тиберию рано утром.

— Надо с тобой поговорить, — сказал Тит. — Пойдём пройдёмся.

Когда они подошли к Табулярию, в котором хранился государственный архив, Тиберий остановился. Здание возвышалось на склоне Капитолия, над форумом, и белело дорическими колоннами. [115] Дори́ческая колонна — самая простая и строгая колонна, не имела основания и ставилась непосредственно на землю; вершина её представляла собой четырёхугольный камень. Колонны и арки были испещрены неразборчивой скорописью. Тиберий читал, и сердце его учащённо билось: «Гракх, защити нас», «Дай нам земли», «Я голодаю», «Я нищий». А на одной из капителей [116] Капите́ль — верхняя часть колонны. чётко выделялась жирная надпись углём: «Гракх, борись! Будешь народным трибуном».

— Народ обращается к тебе, просит не медлить, — произнёс Маний. — Ты должен начать борьбу, а плебс тебе поможет.

— Буду добиваться трибуната, — твёрдо сказал Тиберий, сжимая руки друзей. — И да поможет нам Юпитер!

Узнав о решении Тиберия, мать одобрила его, сказав, что Гракхи должны быть полезны государству и народу. А Блоссий обещал заручиться поддержкой всадников.

Всадники требовали отдать провинции на откуп публиканам, и Тиберий, не колеблясь, согласился.

Между тем плебс сделал всё, чтобы Тиберий был избран народным трибуном. Сотникам и десятникам, выбранным плебсом, было поручено объехать все трибы [117] Три́бы — части, на которые делилась римская территория и населявшие каждую часть её граждане. Трибы были городские и деревенские. По трибам производилось голосование в народных собраниях. , объяснить, кто такой Тиберий Гракх и как важно для деревень иметь народным трибуном человека, решившего наделить разорённых пахарей землёй.

Тит говорил старшинам:

— Время самое подходящее — надо действовать. Тиберий — наш друг. Он сделает всё, чтобы дать беднякам участки, чтобы пахари могли трудиться на своей земле…

— Но прежде он должен стать народным трибуном! — перебил Маний. — Поэтому голосуйте за Гракха без всяких колебаний.

— Мы Гракха знаем со времён взятия Карфагена, — сказал Тит. — Лучшего друга народа не найти во всей республике!

Сотники и десятники, не прерывая, слушали Тита. А когда он замолчал и предложил им отправиться немедленно по трибам, один из сотников спросил:

— Что отвечать, если спросят, когда будут делить землю?

— Отвечайте, что Гракх после получения трибуната не замедлит выступить с законопроектом. Предупредите людей, что без борьбы не обойтись — богачи будут мешать нам, но нас больше, чем их, мы — сила, и мы победим…

Наступил день выборов. На Марсовом поле все восемнадцать триб проголосовали за Гракха.

Тиберий в ответ на поздравления Марка Октавия и Папирия Карбона сказал:

— Теперь мы начнём борьбу за землю!

Мульвий полюбил Тиберия Гракха. Чем больше наблюдал мальчик за дружбой Тиберия с отцом, Манием и другими плебеями, тем больше он преклонялся перед человеком, пришедшим однажды в квартал ремесленников. Всё привлекало Мульвия в этом нобиле: и его добрая улыбка, и гнев, с которым он говорил о тунеядцах, не отказывающих себе ни в чём, равнодушных к нуждам бедняков, и твёрдая речь с верой в победу деревенского плебса. Слова Тиберия звучали у него в ушах: «Вы получите землю, вернётесь в родные деревни, будете работать, как работали ваши отцы и деды до войны с Ганнибалом».