Оксана Колабская - Великие созидатели

Про устройство Земли, про историю земли Русской. Видел книги такие на ярмарке, да разве купишь. Так много денег стоит — табун лошадей купить можно! А ведь если из дерева буквицу-то вырезать, да и в краску опустить, а потом на бересту приложить, тогда не надо стараться каждый раз одинаковую букву выводить, столько сил и времени тратить! Долго возился Ванятка, прежде чем из брусочка отцова «Аз» вырезать, да с ручечкой, чтобы прикладывать было удобно! Все руки порезал, маменька только охала и настойку из подорожника прикладывала к порезам. Зато вместо краски, которую тоже изготовить нужно было, кровью своей попробовал оттиск сделать. Все равно уже порезался. И сколько радости было, когда «Аз» осталась на кусочке бересты. Бледненькая, кривенькая, еле уловимая, но осталась же…

Ванятка со всех ног бежал к дьякону Алексию.

— Ты это оставь! — строго сказал Алексий и нахмурился. — Немцы-бусурмане этим делом занимаются. Не Божье это дело. Нельзя.

— Но как же, батюшка, — Ванятка опешил. — Ведь буквиц можно много вырезать, набирать текст в рамочки такие, чтобы буквицы не расползались и оттиски делать. Это ведь и быстрее и удобнее. И сколько книг можно было бы сделать! И без ошибок, коли внимание Бог даст.

— Забудь, слышишь. Тебя умом и старанием Бог не обидел. Вот и благодари Его Владыку. А самоволить не смей! Писание книг — душе во спасение. А печатанье — ересь! — Алексий в волнении отвернулся к окну. — Забудь…

— Но батюшка… Почему?.. — У Ванятки выступили слезы, обида душила его. Он так старался, он придумал, Бог просветил его. И сил бы не пожалел, и жизни своей ради такого дела…

Алексий резко повернулся, схватил Ванятку за плечи… Ванятка зажмурился, ожидая удара.

— Да пойми ты! — Алексий смотрел с такой скорбью, что Ванятка испугался не на шутку. — Пойми. Там в немецких и фряжских землях давно книги печатают. Да не православные они. Еретики. Латиняне. Знаешь, что с тобой здесь сделают, если узнают про помыслы твои! — глаза Алексия будто горели. — Не дай тебе Бог когда-нибудь узнать… — Алексий вздохнул и снова отвернулся к окну. — Так то вот, отроче. Не мал ты уже, Иване. Школу заканчиваешь. Намерен я рекомендовать тебя писцом в Гостунскую церковь, что в Кремле. А про печатанье забудь. Ну иди с Богом… — Алексий тихонько подтолкнул ошалевшего Ванятку к выходу. — Иди…

Несколько лет прошло, прежде чем Ванятка стал настоящим писцом. Сколько сил было затрачено, сколько слез пролито тайно, чтоб никто не увидел, сколько дум передумано, прежде чем сумел Ванятка овладеть определенными шрифтами «полууставом», «покоем», которыми книги писались. Ванятка за это время вырасти успел, возмужать. Да, и Ваняткой его уже назвать нельзя. Превратился Ванятка в Ивана добро-молодца статного да ладного. А глаза такими же голубыми-голубыми остались. И мечта его той же осталась. Чтоб в каждом доме были книги, да чтоб интересные, содержательные, духовно полезные. А для этого печать осваивать надо. Иван у заезжих купцов интересовался, иностранные книги просматривал. Даже буквы из олова и свинца начал лить вместе с пушкарями, рискуя навлечь на себя страшные неприятности.

Но тут случилось невиданное. Много-много раз вспоминал потом Иван Федоров момент этот, со всеми подробностями, вспоминал в самые трудные минуты жизни своей, когда гнали его за ремесло его, когда нищенствовал с сыночком своим, скитаясь по чужим краям, когда заболел страшно, когда умирал в одиночестве и бедности среди ростовщиков, требовавших возвращения долгов… Вспоминал с подробностями, как появился у дома гонец. Да не простой гонец, а царский. Да с приказом от самого царя Ивана Грозного: «Отправляться Ивану Федорову писцу из Гостунской церкви сейчас же ко двору за надобностью печатню в Москве устраивать». Так и объявили: «Печатню устраивать». Сколько ждал этого, сколько молился Иван. И вот оно счастье, вот она удача, цветочек диковинный!

С утра до вечера пропадал Иван в своей печатне. Раненько утром, еще только петух пропоет, открывал он тяжелый замок тесной темной избы. И каждый раз с большой любовью хозяйским глазом окидывал все углы. Поглаживал печатный станок. Проверял стол с наборными досками и литерами металлическими, скамьи со стопками чистой бумаги. Снимал высохшие листы напечатанные, подвешенные под потолком для просушки на веревочке. Вот он, дом его родной. И нет другого. Перекрестившись, Иван принимался за работу. Брал шерстяной на длинной ручке мешочек — маца называется — обмакивал ее в краску, набивал на укрепленную на нижней доске печатного станка форму, накладывал на форму чистый лист, нажимал на верхний рычаг и… с формы снимал отпечатанную страницу! Потом снова маца, лист, нажим, страница… И так до вечера. Но, самое сложное, было печатать в две краски. Иван мог бы печатать только черной краской, а раскрашивать заглавные буквицы от руки. Но нет! Он освоил способ печатать в два прогона. Закрывал набранные литеры вощаной бумагой с «окошечками» для заглавных буквиц, отпечатывал их красной краской, потом снимал бумагу и отпечатывал остальные. Удивительные книги получались. Красивые, аккуратные. А главное, много да быстро можно книг печатать для просвещения старых и малых. Правда, бумага больно дорога. Своего производства еще не наладили и привозили ее из Германии, из франкских и фряжских земель. Бумагу приходилось беречь пуще ока. Поэтому не дай Бог испортить страничку. Иван Федоров и не портил. Старался, как мог, чтоб «берега» — свободные пространства по краям страницы — были идеально ровные да белые, без единой неопрятной капельки. Да, «умом и старанием Бог не обидел…» Это дьякон Алексий точно приметил. А книги Ивана Федорова «Апостол», «Евангелие учительное» и «Азбука», созданная «ради скорого младенческого научения», и по сей день живы. С ними, с книгами этими чудесными, можно лично познакомиться в Музее Книги в Москве. Лежат они большим толстым стеклом охраняемые от разрушительного действия времени и берегут память об удивительном человеке, первопечатнике русском Иване Федорове, который жил, чтобы духовные семена, которые по свету рассеивал, и до нас долетели.

— Любите ли вы строить дома для себя и для своих игрушек? Из чего? Из бумаги, из картона, из конструктора! Из одеял и подушек, наконец!

На полочке Сверчка возвышался домик из тонких прутиков. Домик подходил для мышонка или для гномика среднего роста. Покатая крыша была покрыта ореховой скорлупой, а в аккуратных окошечках виднелись беленькие нарядные занавесочки. Сверчок как раз заканчивал трубу.

— Сегодня я вам расскажу о человеке, который из камня создавал чудеса. И в этом вы сами можете убедиться. Слушайте же!

Читать дальше