Зента Эргле - Операция Бидон

Увидев землянку, мама расплакалась.

— Не надо, Гундега, — успокаивал ее Янсон.

— Я вспомнила, как вы здесь лежали. Ты без сознания, бредил, все время бредил. Индритис — белый, как смерть, губы закусит до крови, только бы не застонать. Лишь один старик Земгалис мог сам передвигаться. Кончились продукты. Все дороги замело, снег до пояса. Много раз в день бреду, бывало, к ручью за водой, потом варю чай из брусники и хвои, чтобы хоть как-то желудок обмануть. Старый Земгалис сделал силок и однажды поймал зайца. Как это нам помогло тогда! А потом пришли наши из соседнего отряда, принесли еду, тебя отправили на Большую землю. Думали уже, не жилец — кости да кожа, только глаза смотрели на меня, и губы беззвучно шевелились.

Девочки стояли вокруг нас и слушали. Зане старательно отмечала каждое слово. А мальчишек ноги сами несли вниз к ручью. Илмар шагами отмерил полдороги. Никакой ели не видать. Уж не перепутал ли что тот партизан. Попросили у мамы письмо и еще раз внимательно прочитали. Все как будто ясно, хотя на самом деле ничего не ясно.

— Вот, смотрите, ваша ель, — оператор, которого звали Вейс, носком сапога сковырнул мох на каком-то возвышении. Открылся огромный подгнивший пень. — Не забывайте, с тех пор прошло двадцать пять лет.

Мы отметили квадрат и начали шаг за шагом прощупывать землю. Вейс, доверив камеру своим помощникам, громко командовал:

— Сначала всю панораму — оттуда, с того холмика. А потом — крупный план, с детьми.

Расминя-Мышиные хвостики изо всех сил пыталась воткнуть свой стержень в землю, но он все время на что-то натыкался. Девочка далее покраснела от натуги, и моя мама пошла помочь ей.

— Зови сюда всех, — наконец сказала она. — Наверное, это бидон.

Девочки отошли в сторону, а мы начали копать. Работа была не из легких, честное слово. Черничник здесь рос густо-густо, а глубже были корни деревьев. Мы нарыли целую гору песка, когда наконец лопата Илмара звякнула обо что-то металлическое.

По лесу пронеслось громовое «ур-ра!». Мелкие птички вспорхнули и улетели от нас, только любопытная сорока, вытянув шею, глазела по сторонам, да время от времени сердито стрекотала.

Мы стояли плотным кольцом вокруг ямы и молчали. С каждым взмахом лопаты бидон открывался все больше и больше. Наконец-то находку можно было поднять наверх. Со всех сторон к бидону тянулись руки, но саперы попросили нас отойти и вытащили его сами. Они тщательно проверили бидон и только после этого попробовали открыть. Это оказалось не так просто, пришлось воспользоваться саперной лопаткой. Наконец крышка с шумом отскочила в сторону.

— Давайте отнесем наверх, к землянке, там больше места, — сказала Калныня.

Мы с Илмаром взяли бидон с двух сторон и потащили его наверх. Он был довольно тяжелый. На полдороге нас сменили Янис и Айвар.

Драгоценную находку поставили на траву, а сами сгрудились вокруг. Первым делом Янсон вытащил из бидона продолговатую, свернутую в рулон клеенку.

Партизанское знамя! На светло-голубом атласе вышита красная звезда, а под ней написано: «Смерть фашистским оккупантам!» и на второй стороне: «Без борьбы нет победы!»

Мама дрожащими руками разглаживала подплесневевшую ткань.

— Наш командир достал атлас и нитки, Аннеле нарисовала буквы и звезду, и мы, девушки, в свободные минуты все это вышили. У других отрядов не было своего знамени, а мы себе сделали.

— Теперь в музее боевой славы Межвидской школы это будет самый ценный экспонат, — сказал Янсон.

Потом из бидона вытащили металлическую коробку, заклеенную изоляционной лентой. В один миг оператор очутился около бидона.

— Не трогайте! — закричал он. — Я сам.

Выяснилось, что в то время Вейс специально прилетел с Большой земли, чтобы снять документальный фильм о борьбе партизан в тылу противника, а потом он сражался вместе с партизанами, пока не встретились с частями Красной Армии.

— Быть или не быть — вот в чем вопрос! — сказал Вейс и тщательно осмотрел коробку. Снаружи она выглядела совсем неповрежденной. Влага в бидон не проникала, и ржавчины не было заметно. — Ну, мальчики, — он передал коробку одному из своих помощников, — сегодня ночью нам предстоит работенка изрядная. Хорошо, что взяли с собой все химикалии. Спасибо, Гундега, за предупреждение.

Если повезет, мы завтра вечером у костра увидим самый настоящий партизанский фильм, здорово, а?

Янсон вытащил из бидона довольно большую стеклянную банку.

— Стрептоцид, — сказала мама, осмотрев ее. — Во время войны цены ему не было. Если бы тогда зимой 1943 он был бы у меня…

Из рук в руки переходили паспорта погибших партизан, партийные и комсомольские билеты, письма, фотографии, сообщения о выполненных операциях.

Межвидцы ликовали. Это были чрезвычайно ценные документы, которые помогли наконец заполнить пустые страницы истории партизанского отряда «Звайгзне». А на самом дне бидона лежала в матерчатой обложке тетрадь. Янсон полистал ее и передал маме.

Командир отряда отдал распоряжение привести все в порядок и собираться в обратную дорогу.

Межвидцы тотчас же окружили оператора. А мы с мамой и Янсоном пошли сзади. Как большую драгоценность, несла мама найденную тетрадь. Это был отцовский дневник, который он вел все время, пока был в партизанах. Хотя бы поскорее его прочитать!

— Мы с Рейнисом были здесь прошлым летом, — рассказывала мама.

— А я здесь уже второй раз. Межвидские юные краеведы меня разыскали, когда я был еще в Якутии. А Ральфа я потерял по нелепой случайности. Сердце у меня стало пошаливать, и однажды я упал прямо на улице, а потом долго лежал в больнице. Вот Ральф и потерялся, — вспомнил Янсон и грустно улыбнулся.

Меня, точно молотком, по лбу ударило. Я просто бесподобный болван. Сердечные капли и пачка «Примы», забытые в доме лесника, принадлежали ему, а я напридумал бог знает какие страсти. Правда, на больного наш командир никак не походил — стройный, статный, походка упругая. Когда он шагает, нам, честно говоря, трудно за ним угнаться. Только волосы у него совсем седые и на лбу две глубокие морщины.

— Сегодня самый счастливый день в моей жизни, — шептал мне поздно вечером, когда уже все улеглись спать, Илмар. — Такой успех! И знамя, и так много ценных документов.

А я думал о маме. Почему она никогда не рассказывала о своей партизанской жизни? Об отце она говорила охотно, а о себе — ни слова. Такая она, наверно, всегда была — тихая, скромная. Не произойди все эти события, я бы, наверное, так никогда и не узнал о ее подвигах. А если подумать хорошенько, ее теперешняя работа также необходима, как работа продавца, врача или адвоката. Ведь самое главное не профессия, а человек, который должен выполнять свою работу как можно лучше, говорит мама. А я, что же я? Из-за своей лени вечно получаю пары, да еще требую, чтобы меня за это гладили по головке.