Зента Эргле - Операция "Бидон"

Мама тем временем побежала к дворничихе вызывать врача. Ничего себе положеньице, а! По правде говоря, я терпеть не могу вранья: чувствую себя при этом неловко, на душе кошки скребут. С чужими еще куда ни шло, но у мамы моей такие ясные голубые глаза, что взгляд их вонзается в меня, как луч лазера, и я волей-неволей отворачиваюсь и краснею, как девчонка.

Я пытался убедить маму не вызывать врача, сейчас, дескать, во время эпидемии они страшно заняты, а я не так уж сильно болен, но уговорить не удалось, и мама ушла. Если сейчас придет мама Инты, тогда мне конец: все наши проделки и фокусы она знает наизусть.

Мне здорово повезло. Пришел очень славный дядечка — доктор Круминь. Он вообще уже давно на пенсии и только в связи с эпидемией гриппа выходит на работу. Он долго возился со мной, прослушивал, простукивал пальцами спину, считал пульс и велел показать язык. Ральф с подозрением наблюдал за его действиями и время от времени вполголоса урчал. Это означало: «Потише, дедуля, со мной шутки плохи!»

— На что жалуешься? Что у тебя болит? — спросил у меня наконец доктор.

— Голова болит и кружится, кости ломит, — ничего другого мне на ум не пришло.

— Вроде все нормально, — пожал плечами старик. — Уж не контрольная ли работа у вас завтра?

Мама подозрительно посмотрела в мою сторону. Я спрятал лицо в подушку.

— Ну ладно! — уступил врач. — Пусть посидит несколько дней дома. Дайте ему аспирин, витамины, малиновый чай. Сейчас идет такой странный грипп, если не вылежать, может перейти в воспаление легких.

Ура! Есть же еще на свете добрые доктора!

Между мамой и Ральфом установилась взаимная неприязнь. Пес больше не лаял на нее, только молча скалил зубы, а мама старалась обойти его стороной. Я пытался объяснить ей, что Ральф добрый и умный, но ничего не помогало.

Через несколько дней пришла мама Инты.

— Эта болезнь называется «gripum canium» или попросту собачий грипп, — с ходу разоблачила она меня.

— Чтобы вечером здесь и духу этого зверя не было! — уходя на работу, приказала мама.

Тем временем у меня уже созрела одна грандиозная идея.

Я подождал, пока начало смеркаться. На старом кладбище уже не было ни души. Тетушки, обсуждающие здесь днем последние новости, торопились уйти пораньше, потому что боялись хулиганов. Ральф, почуяв свободу, радостно бегал вокруг. Я уселся на ту же самую скамейку. Где-то совсем рядом засвистела какая-то пичуга. С грохотом пронесся трамвай. Пес, набегавшись, положил морду мне на колени.

— Ничего не поделаешь, дружище, — я почесал у него за ухом. — Тебе придется некоторое время пожить в старом склепе. Но не горюй, после обеда мы снова будем вместе. А когда придет воскресенье, глядишь, что-нибудь вместе да придумаем.

Украшенные чугунной ковкой двери склепа отворились, скрипя, будто нехотя. В лицо ударил тяжелый, сырой воздух. В темноте едва заметно белели мраморные саркофаги богатого рижского купца Фридриха Кампенхаузена и его жены. Бабушка нашей дворничихи, которой в прошлом году исполнилось девяносто пять лет, божилась, что именно в этом склепе водятся привидения. Сторож старого кладбища, который уже давно умер, когда-то рассказывал ей, что сам их видел. На самом деле с этим склепом связана старинная легенда о том, как красавица Маргарита полюбила молодого статного моряка, но родители отдали ее замуж за богатого старого купца Кампенхаузена. Бедный моряк заболел с горя и умер. А перед смертью он попросил своего крестного отца положить в гроб кольцо прекрасной Маргариты. Крестный не выполнил этой просьбы. И вот однажды, придя навестить могилу своего крестника, он встретил какого-то незнакомца. Тот заговорил с ним и так увлек своей беседой, что крестный отец совсем забыл, где находится. Опомнился он только, когда часы пробили двенадцать, а вокруг стало темным-темно. Незнакомец предложил проводить его до ворот кладбища. Шли они, шли, пока не подошли к освещенному дому. Вошли внутрь. Смотрят, в зале за накрытым столом сидят люди, угощаются и беседуют. Незнакомец и спрашивает:

— Не знает ли кто моего товарища?

У крестного мурашки по коже пошли, когда он увидел среди гостей своего умершего крестника.

— Ты, наверное, принес кольцо моей невесты? — спросил он. Тут подошли остальные. Один хотел узнать, как идут дела у его матери, другой спрашивал, как поживают его жена и сын.

— Мы даем тебе две недели сроку, — сказал крестный сын. — За это время ты должен выполнить все наши поручения. Если не выполнишь, мы снова придем за тобой. А чтобы ты не забыл ничего, осуши эту чашу.

Как только крестный отец отведал прозрачного, безвкусного напитка, он будто проснулся и увидел, что сидит на скамеечке у могилы своего крестного сына. Часы на церкви пробили час. Стрелой помчался он с кладбища, выполнил все просьбы и, что узнал, записал. А потом велел открыть гроб своего крестника. Тот будто бы протянул руку и взял кольцо и бумагу. Когда через неделю крестный снова велел открыть гроб, бумаги там не было.

После всего этого крестный прожил счастливо еще четверть века, и ему во всем везло. А неверная Маргарита каждый год в день смерти жениха выходит из своего гроба и просит простить ее, но моряк всякий раз отвечает:

— Это время еще не пришло.

Все это, конечно, враки, я сам убедился. Как-то на Больничной улице шпана во главе с отчаянным хулиганом Петерисом поймала меня и заперла именно в этом склепе. Я просидел в нем всю ночь, но никакой Маргариты, честное слово, так и не увидел. И только под утро какой-то прохожий, услышав стук, выпустил меня на волю.

Вообще из всех этих сказок мне больше нравятся предания об адских псах, стерегущих души, продавшиеся нечистому. Каждый год все кладбищенские грешники собираются в одном из склепов и режутся в карты до самого утра. Души проигравших прибирает дьявол. Если же кто-то из живых случайно забредет в такую ночь на кладбище, адские псы сожрут его со всеми потрохами.

Бабушка дворничихи знала множество таких небылиц: и про ведьминских котов, и про белую деву, и про шабаш ведьм, который ежегодно могут увидеть только избранные персоны. Вот бы поглядеть, а?

Но я, честно говоря, всей этой чепухе не верю.

Ральф, тщательно обнюхав склеп Кампенхаузена, коротко залаял, будто хотел сказать: здесь ничего интересного нет, давай уйдем!

Когда наступили сумерки, я нагреб охапку прошлогодних листьев и положил их в углу склепа.

— Спать! — приказал я.

Но Ральф не сдвинулся с места. Мне пришлось силой затащить его и усадить.