Лев Кассиль - Улица младшего сына

Дела там сложились неблагоприятно для партизан. Был тяжело ранен Дерунов, стоявший в засаде, но на мгновение оказавшийся в луче прожектора. Сменивший его старый, опытный партизан Пантелей Москаленко притаился в боковом проходе. Он ждал, когда по основному коридору пройдут солдаты, несущие прожектор, и собирался гранатой уничтожить источник света, который очень облегчал положение противника. Но не заметил старый партизан, как обошли его гитлеровцы сзади. Он оказался зажатым в поперечной галерее, соединявшей два основных хода. Увидев позади себя отсветы второго прожектора, ползущие по большой галерее, Москаленко, уже сражавшийся в этих каменоломнях в девятнадцатом году, понял, в какую беду он попал. Надежды скрыться не было: спасительная темнота покинула его. И тогда Москаленко решил пойти на прорыв, и уж если погибать, то с такой музыкой, которая долго будет стоять в ушах гитлеровцев…

Медленно наливалась светом галерея за ним. Москаленко стоял, прижавшись к стене. Он пока еще был в тени. У него осталась одна граната. Ею он думал взорвать прожектор вместе с солдатами, которые тащили его, и, воспользовавшись темнотой, пробиться в другие ходы. Но все вышло не так, как наметил Москаленко.

То ли дрогнула рука у старого партизана, то ли просто очень не повезло ему, но запущенная им граната ударилась о каску гитлеровского солдата, откатилась к стене и разорвалась здесь же, в боковом штреке. Москаленко видел, как подкосило и заволокло густой пылью стоявших в проходе троих гитлеровцев, видел, как поднялся мутный столб известковых песчинок, мелко поблескивавших в луче прожектора. Он не заметил, что осколок гранаты ранил его же самого, и хотел проскочить через освещенную галерею в противоположный подземный коридор. «Эх, гранату бы мне сейчас еще одну!» — пробормотал Москаленко и рванулся наперерез гитлеровцам, шедшим за прожектором. Как только он высунулся из-за угла в галерею, застрочили автоматы немцев. Москаленко, отпрянул к стене, опустился на колено и, выхватив револьвер, стал посылать пулю за нулей в ярко освещенных прожектором гитлеровцев. Он видел, как заметались фашисты, прижимаясь к стене. Бросив уже бесполезный револьвер с расстрелянными патронами, зажав в руке последнее оставшееся у него оружие — кинжал, он, низко пригнувшись, бросился через галерею.

Тут пуля ударила в стену возле его лица. Куски ракушечника брызнули ему в глаза и ослепили их. Осыпанный белой пылью, не замечая крови, которая текла из раны, Москаленко протер засыпанные глаза, увидел на мгновение перед собой рослого гитлеровца, с размаху всадил в него кинжал, но тут же оглушающий удар окованным прикладом на затылку лишил его сознания. Фашисты с торжествующим криком бросились на старого партизана, вцепились в него, схватили его за руки, за ноги и, выкручивая их, потащили к выходу на поверхность. Наконец-то они убедились, что воюют не с призраками, а с живыми людьми!

Тяжело пришлось защитникам сектора «Киев». Гитлеровцам удалось подойти вплотную к стене, которая преграждала один из путей во внутренние коридоры подземной крепости. Баррикаду эту не успели выложить до самого верха, и через оставшийся просвет гитлеровцы пытались поразить партизан, державших за ней линию обороны. Но стоило лишь врагу продвинуться поближе, тотчас же навстречу ему через баррикаду летели из мрака брошенные точной рукой партизанские гранаты. Автоматы гитлеровцев были бессильны что-нибудь сделать с толстой стеной, сложенной из больших плит ракушечника.

Сергеев решил подпустить неприятеля поближе, а затем, подобравшись к самой стене, кинуть через верхний край ее гранату наверняка. Он подготовил гранату к метанию, встал на камень, чтобы достать до верха баррикады, но тут произошла неожиданная беда: хрупкий камень обломился. Сергеев упал навзничь, не успев отбросить гранату. Она взорвалась в руке лейтенанта, изранила ему всю грудь и плечо. Осколок ее с силой ударил в голову Шустова. Он был убит наповал. Были задеты Юров и Емелин. Засорило колючей пылью глаза Любкину и Пекерману. Один только Важенин успел броситься на поя и остался невредимым.

Немцы по звуку поняли, что взрыв произошел у партизан случайно. Пользуясь этим, они полезли на баррикаду. Автомат Важенина сбил их со стены. Он один в эти страшные минуты защищал самый ответственный и уязвимый участок партизанской крепости. Очередь за очередью посылал Важенин в просвет между потолком к верхним краем стены. При этом он ухитрился свободной рукой метнуть гранату поверх стены и вообще изображал отряд по крайней мере из пяти человек.

И гитлеровцы не рискнули идти на прорыв.

Пекерман, отводивший раненых в нижний ярус, успел тем временем сообщить о положении в секторе «Киев», и на помощь единственному защитнику баррикады через несколько минут прибежал политрук Корнилов. Корнилов подполз к Важенину в полной темноте, найдя его по отблескам выстрелов. Политрук слышал, как над головой стукаются в каменную стену, осыпая ракушечную пыль, пули противника.

— Жаркие дела, Важенин? — спросил тихо Корнилов.

— Не столь жаркие, сколь пыльные, товарищ политрук. В общем, воюем помалу. Теперь живем, раз подкрепление прибыло.

Со стены продолжали сыпаться известковые крошки, отбиваемые пулями.

— Товарищ политрук, вы глядите головы не поднимайте высоко. Это уровень жизни — запомните. Ниже-то они не достают.

— Ладно, давай создадим уровень смерти для гансов, — ответил Корнилов, рассчитав, что немцы не могут изменить угол обстрела, так как бьют поверх стены и близко к ней подойти не рискуют.

Приглядевшись, Корнилов заметил, что какой-то свет — очевидно, от далекого прожектора — проникает сейчас в галерею и позволяет кое-что разглядеть. Он, например, успел заметить, что над верхним краем стены поднялась рука с гранатой, прижался головой к полу за маленьким запасным каменным бруствером, где они лежали с Важениным, и тотчас услышал, как раздался взрыв. Над головой просвистели осколки. Корнилов уже сам собрался метнуть в ответ гранату, но передумал.

— Погоди, — шепнул он Важенину, — сейчас я им устрою фокус.

Фокус Корнилова заключался вот в чем: выждав момент, когда за стеной немецкий солдат поднял руку с гранатой, чтобы швырнуть ее через стену, Корнилов нажал спусковой крючок автомата, — немецкая граната с грохотом разорвалась по ту сторону стены, где раздались пронзительные крики, проклятия и стоны. Два раза проделывал свой фокус Корнилов, прежде чем фашисты догадались, что происходит с их гранатами.

— Ну и метко садите вы, товарищ политрук! — восхитился Важенин.

— Ничего, на глаз и на руку не обижаюсь, — скромно согласился Корнилов.