Лев Кассиль - Улица младшего сына

А вокруг уже смеялись, сперва тихо, а потом все громче. И уже слышал Володя обидные замечания тех самых ребят, которые только пять минут назад расхваливали его модель:

— Одна декорация!

— Декорация!..

— Фасону много, а толку ни на копейку!

— Высоко взлетела, низко села!..

— Х-хе, вот тебе и амфибия!

— Эй, Дубинин, может быть, она у тебя только с воды летает?

— Она и там на дно кувыркнется!..

Володя, не отвечая на насмешки, осторожно высвобождал треснувшие крылья из цепких ветвей кустарника.

Вскоре его оставили одного со злосчастной моделью. Володя поднял ее — исковерканную, опозоренную — на руки. Она беспомощно вывернула крыло.

С моря поднимался сильный ветер. Из-за пролива, со стороны Тамани, быстро неслись тучи. Вдалеке уже пробормотал что-то, пока еще про себя, гром. Надо было спускаться. Но как теперь возвращаться домой, после такого поражения?

И вдруг Володя заметил, что он не один. К нему подходил Женя Бычков.

— Это у тебя отлетело? — сказал Женя, подавая Володе отлетевшую планочку и глядя в сторону. Володя молча взял у него деревяшку.

— Потому что перетяжеленная, — так же тихо, как прежде, сказал Женя. — И центровка неправильная. Потом, зачем ты такие нервюры толстые поставил?

Володя не слыхивал никогда ни о нервюрах, ни о центровке, но он и виду не подал.

— Я думал, крепче будет…

— Нет, ты смотри, Дубинин, — проговорил Женя. — Видишь, у тебя тут равновесия нет. Его так сюда и тянет. Я знаю: это трудное дело. Тут самому не справиться. Надо расчеты знать. Вот мы все вместе потому и делаем. А ты хотел один. Тут ребята неопытнее тебя есть, да и то…

Они сидели на корточках возле поломанной модели, разбирали ее недостатки, старались исправить повреждения и так увлеклись оба, что не заметили, как тучи накрыли весь город и вдруг внизу, под ногами у них, все исчезло, все заволокло серой пеленой тумана. Крупная капля дождя звонко, как в барабан, стукнула о перепончатую оболочку крыла на модели.

— Эх ты, смотри, как накрыло! — сказал Володя, поднимая голову. — Ну, нальет нам сейчас за шиворот! Ты беги, тут прямо можно спуститься, покороче будет.

— А ты?

— А я той дорогой пойду, а то съеду еще здесь, так окончательно все поломаю.

— Ну, уж тогда вместе пойдем, — сказал Женя Бычков. — Скорее надо, а то все у тебя размочит!

Взявшись за концы попорченных крыльев самолета, они начали быстро спускаться. Под ними была уже сплошная, медленно клубившаяся муть; она подступала со всех сторон… Гора, где они стояли, выглядела уже островком в море тумана, и было жутковато погружаться в него. Ветер несколько раз чуть не вырвал из рук мальчиков модель. Они в таких случаях приседали и старалась быть поближе к земле. Дождь все усиливался, склон стад скользким. Ветер гнал на Митридат густое стадо туч и оглушительно щелкал над головой слепящим кнутом молний. Гроза была теперь совсем рядом. Стало казаться, что с Митридата, грохоча, катятся от самой вершины вниз огромные пустые железные бочки. Под ногами все ехало, расплывалось…

Вдруг Женя негромко охнул и провалился куда-то вниз. Не выпуская из рук модели, Володя сполз к нему:

— Ты что?

— Нога у меня чего-то…

Женя попытался подняться, но тихо ойкнул и повалился на землю.

— Вот так номер, — сказал он виновато, — ступить не могу. А больно до чего…

Лицо у него перекосило, он кусал нижнюю губу, но продолжал говорить тем же тихим голосом, каким обычно разговаривал в кружке:

— Ты уходи, а то тебе все размочит… Да и ветер поднимается.

Порыв ветра чуть не повалил Володю на землю. Дождь лил как из ведра. С вершины Митридата хлынули мутные, уже начинавшие греметь потоки.

— Идти никак не можешь? — спросил Володя, повернувшись спиной к ветру.

— Погоди, у меня пройдет немножко, тогда я пойду… А ты не жди, ты беги.

— Куда я побегу? Давай уж вместе.

— Да не могу же я!

— Я и говорю, что не можешь. Значит, давай вместе. Забирайся ко мне на закорки.

— Да брось ты!.. Я ж тяжелый…

— Сам брось! Давай, говорю! Мне даже лучше будет — ты меня от дождя прикроешь.

— А модель как же?

— А ну, шут с ней, с моделью! Давай!..

Володя спустился на шаг ниже, подставил спину, припав на колени. Женя обхватил его за шею. Он был крупнее и сильнее Володи, но Володя поднатужился, схватился руками за мокрую траву, но она выдиралась из земли. Ему все же удалось встать. Женя, здоровой ногой отталкиваясь от склона горы и поджав другую, повис у Володи за плечами.

— Ну, держись теперь… Только горло не дави, а то мне дышать нельзя.

Их нагоняли потоки, несшиеся по склону. Вода несла камни, надо было увертываться от них. Володя наугад пробирался сквозь дождь. Вдруг что-то белое промчалось в потоке мимо него. На мгновение Володя увидел красную звезду и понял, что то была его погибшая модель… Струей ее прижало к камню, потом повернуло, и она исчезла.

Поминутно оступаясь, выбиваясь из последних сил, Володя тащил на себе Бычкова. Когда он очень уставал и чувствовал, что сейчас сам свалится, то сплевывал воду и говорил:

— Слушай, Бычков, ты постой на одной ноге, отпусти меня немного.

И Женя становился на одну ногу. Тогда Володя, откинувшись, с минуту отдыхал, опираясь на него, а потом, сказав: «Ну, давай, Бычков, грузись!» — тащил товарища дальше.

Так он дотащил Бычкова до первого строения на окраине. Там, под навесом, они переждали ненастье, а потом Володя сбегал домой к Жене и сообщил его родителям о случившейся беде.

С этого дня они подружились. Как известно, самая крепкая дружба всегда начинается со столкновений, с хорошей ссоры или небольшой драки…

Женя уже в скором времени сдал нормы первого разряда по моделям и стал инструктором «юасов». Володя теперь терпеливо, ступень за ступенью, поднимался по той лесенке, через которую он хотел перескочить одним махом. У него уже неплохо получались схематические модели. Кроме того, он стал художником стенной газеты «ЮАС». В первом же номере он сам мужественно нарисовал карикатуру под названием «Воздушный бой». В ней он изобразил очень смешно свое столкновение с Женей, не пожалев черной краски для собственной физиономии.

Инструктор Николай Семенович был теперь доволен им. Володя быстро схватывал все технические приемы, и с языка его не сходили новые словечки: «бобышка», «лонжерон», «нервюры»… Он построил уже вполне хорошую схематическую модель с резиновым двигателем. Она прошла испытания во дворе Дома пионеров. Решено было в следующий раз попробовать ее на Митридате, где все модели проходили, так сказать, выпускной экзамен на аттестат воздушной зрелости. Проба была назначена на субботу.

Но в пятницу Евдокия Тимофеевна была на родительском собрании в школе, и с нею долго говорила Юлия Львовна. Говорила она о том, что Володя в последнее время стал учиться хуже; и хотя мальчик он очень способный, но, видно, чересчур сейчас увлекается чем-то, и надо бы за ним следить построже. Словом, Евдокия Тимофеевна, вернувшись домой, не снимая даже шали, прошла прямо к столу, где что-то строгал Володя. Она молча выдернула у него из пальцев ножик, положила его на стол и сказала: