Олег Тихомиров - Зеленое окно

— Ох, шантрапа! — закачал головой Чикиряй и улыбнулся. — Никакого уважения к старшим. Чему вас только в школе учат… Кто забил-то?

— Диман.

— Пусть лезет, — коротко заключил Чикиряй.

— Куда ему, — заговорили все разом. — Вон он какой толстый. Труба не выдержит.

— Труба даже меня выдержит, — сказал Чикиряй и сплюнул.

— Вот и полез бы.

— Я б вам доказал, только брюки жаль. — Он посмотрел на цепочки. — Сегодня в парке танцы.

— Вычистишь, — сказали ему.

Чикиряй рассердился:

— Что я вам, шестерка, что ли, на крыши лазить! Как хулиганить, так вы с удовольствием. На стенках писать — ото вы умеете, а проявить геройство — нас тут не было! — И он мельком взглянул на меня.

Я представил себе, как я лезу по трубе на крышу. Все внизу стоят с раскрытыми ртами, затаили дыхание. Дворник подошел, на себе волосы рвет: ну почему меня не было дома? А потом… потом появилась Таня. Она молча стала впереди всех, и опять глаза у нее синие-синие. Как тогда, в театре. «Эдик! — прошептала она'. — Осторожнее, Эдик! Пожалуйста, осторожнее».

— Пустите, — сказал я и шагнул к трубе. 06-хнатпв ее руками и ногами, я стал подтягиваться.

Нет, охи и ахи не раздались. Но и гробовой тишины тоже не было. Зато можно было предположить, будто все оставшиеся внизу всю свою жизнь только тем и занимались, что лазили по водосточным трубам. Посыпались десятки советов:

— Держись теперь правой рукой!

— Крепче прижимайся!

— Левую, левую поднимай!

— Хватайся за крюк!

Но желанный голос, который произнес бы: «Осторожнее, Эдик!» — так и не долетел до моих ушей.

Наконец я выбрался на крышу. Она дышала жаром и приятно хрустела под ногами.

— Кидай, кидай! — закричали мне снизу.

Я швырнул мяч, все к нему бросились, подхватили, и тут же матч возобновился.

Слезал я без советов и указаний. А слезать, известное дело, гораздо труднее, чем влезать. Но, видимо, в моих способностях уже никто не сомневался, и спуск мне доверили совершить одному. Возле трубы не было ни души.

Когда же я стал на землю двумя ногами и привел более или менее в порядок брюки и рубашку, матч уже закончился. В углу двора звенели биты: Чикиряй организовал игру в расшибалочку.

— А-а, — сказал Чикиряй, — верхолаз. Стань на кон. По пятачку играем.

Играть мне не хотелось, да и в кармане-то был всего двугривенный.

— Я посмотрю! — сказал я.

Игра была в разгаре. Ребята столпились возле горки монет, позабыв обо всем на свете.

К ящикам у стенки прислонился чей-то велосипед, на его руле болтался Виталькин фотоаппарат, здесь же под колесами велосипеда лежал покинутый всеми футбольный мяч.

Чикиряй, наверное, выигрывал, потому что при каждом ударе биты слышались его восклицания: «Во дает!», «Во колет!», «Ну разбойник!». Когда же Чикиряй бил сам, то лишь покрякивал.

Я равнодушно смотрел, как под ударами бит переворачивались монетки.

Чикиряй вдруг притих. Все реже он бил, вед» больше в азарт входили другие. А Чикиряй стал мазать: ударит и выходит из кона до следующего раза. А возле монеток теснее и теснее сжимался круг ребят.

И тут я заметил, что Чикиряй, когда все склонились над монетками, снял с велосипеда Виталькин аппарат и быстро сунул его за ящики. Встретившись взглядом со мною, он понял, что я все видел. Тогда он прижал палец к губам и выразительно кивнул на ту стенку, где была моя надпись.

Снова Чикиряй стал выигрывать. Опять зазвучали: «Во дает!» и «Ну разбойник!».

Я стоял совершенно подавленный. Я не знал, как мне быть. Сказать Витальке про аппарат — тогда Чикиряй тут же выдаст меня с этой надписью. Не говорить? Да разве я…

— Ну, шустрики-мямлики, ставь по десять копеек! — закричал Чикиряй.

Смельчаков не нашлось: Чикиряй и так здорово всех ободрал. Мальчишки положили биты в карманы.

— Айда в футбол! — предложил Диман и откатил от велосипеда мяч.

Кто-то из ребят взял за руль велосипед.

— Стой, — сказал Виталька. — А мой аппарат?

— Какой?

— Да тут на руле висел.

— Нет никакого аппарата.

Виталька забеспокоился:

— Да я сам вешал.

Все смотрели на велосипед, на то место, где он стоял, пожимали плечами.

«Скажи… скажи… скажи…» — настойчиво забилась в моей голове мысль. Но я попытался унять ее. «А как же надпись?» — спросил я. Но другая мысль вонзилась, как иголка: «Украли аппарат. Ты же сам видел. Молчать будешь, да?»

— А может, ты его дома оставил? — словно сквозь вату донесся до меня голос Чикиряя.

— Я же помню, как вешал…

«Значит, вот что получается, если пишешь «Таня плюс Эдик». Получается трусость… да, трусость… ну нет…»

— Дико извиняюсь, — говорил Чикиряй, — что же, твой аппарат кто-то свистнул, да? Может, ты скажешь, это я сделал? — Он похлопал себя но карманам. — Обыщи! — приказал он Витальке.

— Зачем же! И так видно…

— Нет, ты обыщи! А то еще скажешь, что я вор!

Я почувствовал, что задыхаюсь.

— Ты вор! — выдохнул я, и сразу стало легче.

— Что?! — надвинулся на меня Чикиряй. — А ну повтори!

— Ты вор! — Меня опять охватывало напряжение. Я уже почти ощущал удар Чикиряя на своем лице. — Ты положил его туда, за ящик. — Я показал рукой.

Виталька полез и сразу же нашел аппарат. Я все стоял перед Чикиряем и чувствовал, как дрожат мои пальцы, сжатые в кулак. Чикиряй вдруг расхохотался.

— Ма-ла-ца! — протянул он. — Возьми с полки пирожок с гвоздями. Я-то положил, думал, посмеемся. Виталька небось стал бы землю рыть, а ты… Тьфу!.. Все испортил.

— Врешь, — сказал Виталька.

— Я вру?! — Чикиряй скривился. — Это он все врет. Спросите у него, как он стенку разукрасил. «Таня плюс Эдик». Сам выводил, старался, чтоб пожирнее было.

Какая-то непонятная сила кинула меня на Чикиряя. Я залепил ему один раз, но тут же ударом в челюсть был отброшен на ящики. Они загрохотали, посыпались.

Я снова устремился на Чикиряя. Я лез напролом, как танк. Мне нужно было одно: поскорее добраться до его ненавистной рожи. Я смутно видел, как к Чикиряю сразу метнулись Диман и Леха. Я стукнул своего врага еще несколько раз и опять отлетел к ящикам. Теперь уже сильнейший удар пришелся мне но носу. Я открыл глаза, вытер кровь.

Чикиряй, расшвыряв по сторонам Леху и Димана, уходил со двора. Виталька растерянно стоял, держа за ремешок аппарат.

Поднявшись, я пошел к своему подъезду. Под ноги попалась Чикиряева цепочка от брюк. Я наподдал ее — она сверкнула на солнце золотистой змейкой.

Возле самого подъезда меня догнал Виталька.

— Слушай, — сказал он, — ты не думай про надпись. Он же врет, Чикиряй. я знаю…

— Ладно, — отмахнулся я. — Пойду умоюсь. А в самом подъезде и столкнулся с Таней: она спускалась от Верки.

— Хорош, — сказала она. — Посмотри, на что рубашка похожа!

— По трубе лез, — объяснил я.