Софья Могилевская - Восемь голубых дорожек

В класс ворвался уличный холод, а Сережка Ястребцев стал белее бумаги. Антон, хоть и не был виноват, тоже испугался.

«Я же говорил…» — начал он.

«Ты говорил, что не смогу…»— побелевшими губами прошептал Ястребцев. Глаза у него были испуганными. Видно, что здорово струсил. И он тотчас шепотом стал умолять Антона, чтобы тот его не выдавал.

«Дурак! — крикнул Антон. Потом, помолчав, со злостью добавил: — Уж ладно, не скажу».

Тут большая перемена окончилась, и в класс ватагой ворвались ребята.

Кто-то воскликнул:

«Ух, проветрено как…»

«С ума сошли — холодище напустили!»

Но заметив разбитое окно, ребята притихли.

«Вот это да! — раздался чей-то голос. — Кто же постарался?»

«Кто разбил окно?» — входя вслед за учениками, спросила Евгения Львовна, классный руководитель пятого «Б».

Ребята молчали. Но взгляды всех устремились на обоих дежурных — Ястребцева и Черных. И те оба тоже молчали, хотя по их лицам нетрудно было догадаться, что к этому делу причастны они оба.

«Так кто из вас разбил окно?» — повторила вопрос Евгения Львовна.

Антон Черных повел плечами и сказал, что он не разбивал. То же самое заявил и Сережа Ястребцев. И сколько она их ни спрашивала, они оба уклонялись от ответа. Каждый из них твердил, что не виноват.

«Но ведь само оно разбиться не могло?» — возмутилась наконец Евгения Львовна.

Пришел директор школы Степан Степанович. Он посмотрел на окно, на осколки стекла, оглядел ребят и велел на сегодня распустить класс: заниматься в таком холоде было невозможно. Антона же Черных и Сергея Ястребцева он позвал к себе в кабинет. Там долго, строго с ними говорил, требовал признания. Но оба они уперлись. Ни слова от них он не мог добиться.

«Раз так, — встав из-за стола, сказал директор, — придется вам обоим записать по двойке за поведение. Не за разбитое стекло! Со всяким может быть оплошность… А получаете вы двойки потому, что не хотите сказать правду. А человек должен иметь мужество честно признаться, если что-нибудь сделал худое. Понятно вам это?»

«Понятно», — тихо произнес Антон. Он незаметно покосился на Сережку, стараясь в то же время не опускать глаз под колючим взглядом директора.

«Видно же, по твоему лицу видно! — Степан Степанович сказал это только Антону. — Стекло — твоих рук дело. А Ястребцев решил тебя выгородить. Ведь так?»

Как хотелось Антону крикнуть: «Нет, не так! Все наоборот!» Но еще больше ему хотелось, чтобы эти слова сказал не он, а Сережка. Ведь они сидят на одной парте чуть ли не с первого класса.

Но Ястребцев, вспыхнув, лишь потупился и молчал.

Молчал и Антон. Ему все казалось, что директор должен увидеть, не может не увидеть, кто врет из них двоих — он или Ястребцев.

А директор вместо этого сказал, обращаясь к Сережке:

«Дружба — великая штука. Я понимаю, когда ради товарища человек идет на подвиг, на смерть во имя настоящей цели. А вот такое ложное рыцарство, когда якобы ради дружбы покрывается плохой поступок… По-моему, это… — Степан Степанович пожал плечами. — Этим приносится друг другу вред, и только вред!.. И плохо, если совесть товарища позволяет принять от друга такое ненужное и, я бы сказал, фальшивое рыцарство… Ну идите! Впустую с вами говорить сейчас. Поразмыслите об этом дома!»

До последней минуты Антон надеялся, что Сергей (ведь столько лет они сидят на одной парте!), что Сергей скажет: «Степан Степанович, окно разбил я. Черных не виноват, он здесь ни при чем», — и объяснит, как было дело.

Но нет, Сережка не признался. Оказался и товарищем никчемным и бессовестным трусом. А еще пионер! А еще учится на одни пятерки!..

Эх, Сергей, Сергей, где она — твоя совесть товарища?

Наступили ранние осенние сумерки. Два тополька («их прошлой осенью Антон посадил под самыми окнами) дрожали на ветру всеми своими тонкими голыми веточками. Их точно знобило от холода.

Антон вздохнул и с горечью подумал: вот как бывает — все сразу рушится в жизни, все летит вверх тормашками. Ну как теперь быть? Двойка за поведение. К соревнованию в бассейне не допустят. С Сережкой на одной парте сидеть даже противно. Денег нет. Совсем нет. А главное, папа и мама не едут. Не едут почему-то. Почему? И писем не было давно. Что там у них?

Тоскливо так без них. Как хочется, чтобы они оба были здесь, рядом; чтобы можно было им рассказать о сегодняшнем; чтобы они могли посоветовать, как поступить, что делать…

Свернувшись калачиком на коленях Антона, кот прикрылся лапой и сладко мурлыкал: у него-то на сердце, не в пример Антону, было сейчас спокойно.

А за окном, легонько постукивая в стекло, билась и билась голая, без листьев, тополевая веточка.

Холодно, темно в комнате. Уже несколько дней ленится Антон, не топит печь. А сейчас и электричества не хотелось зажигать.

Плохо, ох как плохо, когда рядом нет друга, с которым можно было бы поговорить по душам!

И в четверг Антона тоже не было в бассейне.

Маринка, хотя очень была на Антона обижена, все же поискала его глазами и в воде, и у воды, и на трибуне. Нигде не увидела. «Неужели из-за стекла он не пришел на тренировку? Ну и ладно! Ну и пусть! Очень мне нужен!» — думала Маринка, а все-таки продолжала выискивать его взглядом.

Сейчас вся их семерка находилась на трибуне. Это вошло у них в привычку: после занятий с Зоей Ивановной они рассаживались в первом ряду, поближе к воде. Смотрели на пловцов, что-нибудь жевали и разговаривали о разном, о своем.

Туся, набив рот конфетками, трещала без умолку. По обыкновению, хвалилась. Хвалилась как ни в чем не бывало.

Но, по правде говоря, после той истории, когда ее чуть не выставили из бассейна, ей очень-очень не хотелось идти сегодня на занятия. Она даже думала, не сказать ли бабушке, что вообще не желает больше плавать.

Но во дворе и в школе ей так завидовали, о ней так много говорили! Она сама слышала, собственными ушами:

«А ты знаешь, Туся Захарченко ходит плавать».

«Неужели? Даже теперь? Зимой?»

«Конечно. Ведь там закрытый бассейн».

«Мне тоже хочется».

«Нельзя. Туся говорит, что попасть туда невозможно!»

«А Туся попала?»

«Попала. Она-то попала».

«Счастливая Туся!»

«Конечно, счастливица!»

А сколько приятных ей слов произносили папины, мамины и бабушкины знакомые. Они удивлялись:

«Плавает в спортивной школе? Какая молодец! Она у вас обязательно будет знаменитостью».

И Туся твердо решила стать не меньше чем мировым рекордсменом. И чтобы имя ее было напечатано во всех газетах. И чтобы, разумеется, всюду было ее фото!

Вот тогда они будут знать! Вот тогда никто из них не посмеет поднять руку, если она, Туся, собирается плыть первой!

А «они» — это были ее товарищи из плавательной группы: Маринка, Ашот, Костя и все остальные.