Олег Тихомиров - Про муху и африканских слонов

Когда я вернулся к столу, среди ребят царило необычайное оживление.

— Что случилось? — спросил я одного.

— Мат!

— Да, Гога действительно силен в эндшпиле, — вырвалось у меня.

— Может быть, и силен, но только он проиграл Борьке с «рыжего двора».

— Как?

— А так! Получил мат, и все тут.

Я подошел поближе к шахматистам.

— Хочешь, сыграем вторую партию? — предложил Борька Гоге.

— Ты думаешь, я не смогу оправиться после трагической ошибки? Это случайность.

Началась вторая партия. Гоге и на этот раз пришлось признать себя побежденным.

— А теперь, — поднимаясь, сказал Борька, — попробуйте сыграйте с ним. Только не слушайте, что он говорит. Он будет вас пугать, а вы не обращайте внимания.

Мы с Борькой ушли.

На следующий день я узнал, что после нашего ухода Гогу обыграл Костя. Захотели сразу же сразиться с «чемпионом» и другие, но Ренкин отправился домой, сказав, что у него заболела голова.

Еще издали мое внимание привлек веселый шум собравшихся у нашего «Цугцванга». Около газеты всегда толпились шахматисты: обсуждали положение в турнирных таблицах или Гогины теоретические статьи. Сейчас все смеялись. Приблизившись, я увидел, что в отделе «О повышении мастерства», где еще вчера была заметка Ренкина «Развивайте шахматную интуицию!», красовалась карикатура: длинным языком Гога передвигал пешку.

А под рисунком были такие стихи:

Ну вот-с, как говорил Гога, и вся история.

Если вам кто-то скажет, что чудес на свете не бывает, не верьте. Спросите-ка лучше об этом бабку Лукерью, что живет в моем доме…

…Все произошло из-за одноклассницы Тани Лужиной — самой обыкновенной девчонки. У нее нет ни веснушек, ни ямочек на щеках, ни больших голубых глаз, которые в книжках нередко сравнивают с лесными озерами. Но главное не то, что она моя одноклассница. И не то, что мы живем с ней в одном дворе. Главное… Ну, конечно, это самое главное — что Таня мне нравилась. И вообще я неверно сказал, что она обыкновенная. У нее был особенный смех — короткий и теплый в две нотки — будто лопнули на ветке сирени две набухшие почки. Я никогда не прислушивался к тому, как они лопаются, но мне кажется, что именно так. И когда я слышал смех этот, все во мне замирало. Я-то думал, что мое сладко-тревожное замирание никто не замечает. Как же я ошибался. Однажды на доске появилась крупная надпись:

Эдик + Таня = любовь (ха! ха! ха!)

Когда мы шли с Таней в тот день домой, мне было очень неловко, и я сказал:

— Знать бы, кто написал… По шее за такое дело…

Но Таня лишь рассмеялась своим коротким смехом.

— Подумаешь. Дурак какой-то написал. Не обращай внимания.

Надпись между тем появилась еще несколько раз.

Летом Таня пригласила меня на день рождения. У нее я и раньше бывал дома: забегал, чтобы взять тетрадку по математике и списать задачки. Но теперь нужно было прийти с подарком, а что ей подарить, я не мог придумать. Тогда я решил спросить у мамы. Начал издалека:

— Мам, ты не знаешь, что любят женщины? — задал я вопрос словно бы невзначай.

Мама вскинула брови, взглянула на меня так, будто давно не видела, потом проговорила:

— Женщины любят, чтобы мужчины хорошо себя вели. — Подумав, добавила: — Могу сказать точнее. Было бы похвально, если бы мужчина не прятал свой дневник, не сбегал с уроков…

— А кроме этого? — не выдержал я.

— Кроме этого есть еще целая куча полезных дел. Например, навести порядок на письменном столе, помыть посуду, пропылесосить ковер…

— Это и ежу понятно, — поспешил я остановить маму и направить ее фантазию в другую сторону. — А какие подарки они любят?

— Женщины очень любят цветы.

Я вздохнул. Цветы, конечно, отпадали. Не явлюсь же я к Тане с букетом. Даже представить смешно. Я — и вдруг с букетом. Будто жених какой…

— А что еще? Кроме цветов…

— О, столько всякой всячины, что невозможно и перечесть! Кому же ты хочешь сделать подарок? Мой день рождения, если ты помнишь, еще не скоро.

Говорить или не говорить? Пожалуй, лучше сказать. Хоть какой-то совет получу.

— Да Таньке Лужиной из третьего подъезда. У нее день рождения. Пригласила, понимаешь…

— Славная девочка. Всегда здоровается. Вот тебе деньги. Только учти, подарок должен нравиться и тебе самому. Нельзя дарить что попало. Но вкусы у всех разные. И вообще жизненные задачи ты иногда решай сам. Привыкай.

Легко сказать «привыкай». На что же потратить эти деньги? Я заходил в разные магазины, приглядывался… Нет, футбольный мяч ей не нужен… Авторучки? Да у нее их завались… Всякие тряпки? Я в этом не разбираюсь… Орехи? А если зуб сломает — всю жизнь буду виноватым… Книги? Я стал смотреть, что выставлено на прилавках. Ага, вот что подойдет — «Три мушкетера». Здесь и дружба, и любовь, и эти — как их там называют? — интриги…

Словом, довольный покупкой, я отправился домой.

Но перед самым днем Таниного рождения меня охватило беспокойство: а если мушкетеры, отзвенев шпагами, давно уже «пылятся» на ее книжной полке? Другое дело — цветы. Правильно мама сказала — женщины всегда им обрадуются. И мне вспомнился скверик, что был неподалеку от нашего дома. На днях там распустились пионы. Белые и розовые. Я-то не знал даже, что они так называются. Просто шел сквериком, а две девчонки остановились возле клумбы и принялись: «Ах, пионы!», «Ой, какие красивые!», «Какое загляденье!». Мне тогда от этих слов аж тошно стало…

Но как я буду покупать цветы? Я покраснею перед продавщицей и начну заикаться.

И вдруг отчаянная мысль пришла мне в голову. Точно!.. Так я и сделаю. У Тани будут мои цветы. Нужно только… не проспать.

Ночью я встал, тихонько оделся и, прихватив ножницы и веревку, что были спрятаны у меня под подушкой, вышел на улицу. Возле скверика было тихо и пустынно. И все же я долго не решался ступить на газон и подойти к клумбе. Кое-где горели фонари, и на клумбу тоже падал свет, хотя и неяркий. Я осматривался по сторонам, ходил вокруг да около и не мог сделать первый шаг. Все равно как в холодную воду. Мне казалось, только начну я срезать цветы, как тут же появится сторож или милиционер и схватит за шиворот.

В холодную воду надо бросаться сразу. Не оглядываясь, я побежал к клумбе. Пионов было много. При слабом освещении они мне понравились. Даже очень. А может, они понравились из-за того, что ради них я затеял эту ночную операцию? Подумалось, будто они ждут, чтобы я поскорее приступил к делу. Я достал ножницы, срезал семь или восемь пионов и обвязал букет веревкой.

Нести цветы даже ночью было как-то неудобно. А если встретишь кого? Подумают: вот чудик идет, и куда он только тащится? Во дворе я вновь почувствовал беспокойство. Оставался самый важный момент операции: букет нужно было забросить в Танино окно. Второй этаж, третье слева от угла.