Лидия Некрасова - Я из Африки

Ах, если бы она знала! Если бы она знала!

Открывается дверца машины. Папа нагибается, вталкивает в машину Нану и садится рядом с кем-то.

— Она? — спрашивает сидящий в машине человек.

И Нана видит американца, который был у них в интернате. Он сидит, развалившись на низком мягком сиденье, и курит.

— Здравствуйте, мисс Ангола, — говорит он, криво улыбаясь, и длинными сухими пальцами старается ущипнуть Нану за щеку.

Нана отворачивается. Ей хочется сказать: «Я не мисс! Я обыкновенная девочка. Я скоро буду октябренком…» Но она молчит, опустив голову, ни на кого не глядя, застыв между американцем и папой.

Переводчица садится рядом с шофером, и машина трогается.

Мелькают знакомые деревья большого парка. Мимо них столько раз на автобусе проезжали мама и Нана. Им всегда было весело. А сейчас? Мелькают дома, автобусы, машины… Вот стоит милиционер. Совсем рядом с ним машина останавливается. Зажегся красный глаз светофора. Может быть, открыть дверцу, крикнуть: «Я не хочу ехать с ними! Я не хочу!» Милиционер возьмет и отвезет Нану обратно в интернат…

Но загорается желтый свет, машина срывается с места и, шипя, скользит дальше по широким улицам.

Значит, папе сказал американец, что Нана учится в этом интернате? Вот кто виноват во всем!.. «Я буду молчать! — думает Нана. — Буду молчать, пока не приедет мама. Она приедет в шесть часов. Уже скоро. Я ничего ему не скажу!..»

Они едут по набережной, потом по широкому мосту. Около высокого дома, похожего на дворец, которые бывают в сказках, машина останавливается.

— Сегодня вы нам не нужны больше! — говорит папа переводчице. — Я прошу вас побеспокоиться о билетах. Завтра в двенадцать часов я улетаю. Я прошу вас быть у меня в гостинице в десять часов.

Переводчица говорит «до свидания», и папа тянет Нану за руку в огромные двери, а американец уезжает на машине, похожей на самолет.

«Он завтра улетает в двенадцать часов… — думает Нана. — Как хорошо! Значит, только один вечер нам с мамой придется побыть с ним. Как хорошо! Потом я вернусь в интернат или поеду к маме…» И Нана уже спокойно смотрит на строгое темное лицо отца. Сердце стучит в груди, но Нана успокаивает себя: «Сейчас приедет мама! Сейчас приедет мама! Как она, наверное, испугалась, когда увидела папу! Бедная мама… Она думала, что он не сможет приехать!»

Вот они поднимаются на лифте, проходят по длинному коридору. Около какого-то столика папа останавливается, и приветливая женщина дает ему ключ.

— Пожалуйста! — говорит она и улыбается Нане.

А папа не понимает этого русского слова и молчит. И вдруг Нане становится совсем не страшно, и она тоже улыбается и говорит:

— Спасибо большое!

— Ах ты, милая! — говорит женщина. — Ты говоришь по-русски? Вот умница!

Но папа гневно сдвигает брови и тянет Нану за собой по длинному коридору. С двух сторон все двери, двери и двери…

Наконец одну из них папа отпирает ключом, пропускает Нану вперед и захлопывает дверь.

— Раздевайся! — говорит он и садится в кресло.

Длинные папины ноги достают до середины комнаты. Он складывает руки на коленях и пристально смотрит на Нану: как она снимает шапку, шубку, валенки, рейтузы…

— Ну вот, я и нашел тебя, — говорит он.

Нана стоит перед ним на ковре, в школьной коричневой форме, в белом переднике. Это праздничная форма: ее надевают по праздникам. Нана забыла взять с собой ботинки. Она стоит в одних чулках и молчит.

— Ты что, онемела? Ты что, онемела? Или ты забыла, что я твой отец? Почему ты молчишь?

Нана опускает голову и ждет: может быть, отец ее ударит?..

— Почему ты молчишь? Отвечай! — Отец большими шагами ходит по комнате. — Или ты разучилась говорить на родном языке? Или ты теперь говоришь только по-русски? — И он начинает хохотать. — Разносит чай советским детям! Как маленькая служанка! Я от стыда готов был сквозь землю провалиться! Моя дочь разносит чай советским детям!.. — И он опять хохочет. Но это смех не добрый. Это злой смех!..

Отец ходит по комнате и нервно хрустит пальцами.

— Почему ты молчишь? Разговаривай со мной! — вскрикивает он и, топнув ногой, останавливается перед Наной. — Ведь я твой отец!

— Который час? — спрашивает Нана. — Когда же придет мама?

— Мама? — Изумленные большие глаза пристально смотрят на Нану. — Мама? Ах да, она почему-то задержалась… — с досадой говорит отец. — Я приехал за вами. Завтра я улетаю в Америку. И беру вас обеих с собой. Пока у нас в стране идет война, мы будем жить в Америке. Я буду работать у господина Уилсона. Потом, когда всех революционеров у нас перестреляют, когда все будет спокойно, мы вернемся домой. Ты будешь учиться в Америке. Там школы гораздо лучше, чем здесь. Там тебе не придется разносить чай другим детям. Ты будешь только учиться… Завтра мы улетаем в Америку!

Звонит телефон. Отец снимает трубку.

— Алло! — говорит он, и на его лице появляется вежливая улыбка. — Да, господин Уилсон!

Отец кланяется, как будто господин Уилсон может его видеть.

— Да, господин Уилсон! Непременно, господин Уилсон. Все будет, как вы хотели. Только я не знаю, как быть с билетом? У меня не хватит денег… Хотя, вероятно, для маленького ребенка можно билета не брать? Правда, она довольно высокая. Ну, ничего! О, если вы будете так любезны… Я вам буду бесконечно благодарен…

Берет с собой в Америку? И Нану, и маму? Билет для ребенка? Для нее, для Наны… Неужели мама согласилась уехать в Америку? Не может быть! Не может быть! Не может мама согласиться ехать в Америку! Это там маленьких детей травят собаками только за то, что у них кожа черного цвета. Это там маленьких детей не пускают в школу только потому, что у них кожа черного цвета.

Мама сама показывала Нане фотографию, напечатанную в газете. «Смотри, Нана, — сказала она, — прабабушки и прадедушки этих детей когда-то родились в Африке, так же как наши прабабушки и прадедушки. Их продали в рабство в Америку. Их заковали в цепи и заставили работать. А теперь их маленькие правнуки не имеют права учиться. Так же как миллионы детей у нас в стране. Видишь, какие мы с тобой счастливые, что приехали сюда!»

И вдруг теперь мама согласилась ехать в Америку! Не может быть! Почему же не идет мама? Почему она не идет так долго?

Отец продолжает разговор. Он прикрывает телефонную трубку и говорит очень тихо:

— Вы понимаете, вероятно, почему я должен взять ее с собой? О нет! Конечно, это все очень сложно. Но я должен. Вы понимаете, господин Уилсон?.. Так же, как когда-то ее взяли от меня…

Отец бросает быстрый взгляд на Нану, он хочет узнать, слышит ли она, что он говорит. Но Нана стоит отвернувшись, он не видит ее лица.

— Да, господин Уилсон. Сейчас я пойду, все выясню. До свиданья, господин Уилсон.