Роберт Макклоски - Приключения Гомера Прайса

- Твой племянник звонит. Говорит про какие-то там вагончики и чтобы ты собирал что-то в чистые пробирки и шел скорей домой... А в общем, поговори сам.

- Алло, Гомер, - сказал в трубку дядюшка Одиссей. - Да, да, слушаю... Что?

Чего?.. Что ты там поешь?! Говори по-человечески! Как не можешь? Что значит не можешь?! - Он помолчал, слушая Гомера. - Постой! - крикнул он потом встревоженным тоном. - Скажи, а машина остановилась или продолжает играть? Что?

Давно остановилась? Ну и слава богу. - Дядюшка Одиссей успокоенно улыбнулся. - Тогда нечего волноваться... Тогда распусти-ка поясок и ложись ты на часок в пос-тель-ку!.. Послушай, Гомер! - опять закричал Одиссей. Что это за песню ты все время поешь? Какой номер пластинки? Что? Спой ее, пожалуйста, еще раз, с самого начала!

И все, кто смотрел сейчас на дядюшку Одиссея, увидели, как он прижал телефонную трубку поплотнее к уху и стал внимательно слушать, раскачиваясь и выбивая такт сначала одной ногой, а потом обеими и еще свободной рукой.

А вскоре, к удивлению присутствующих, дядюшка Одиссей запел:

Ем я только пончики,

Симпо-симпомпончики!

Пончики, пончики

Целые вагончики!

Чики-пон, чики-пон,

Нет для пончиков препон!

Чтоб они не кончились,

Чтоб они не пончились,

Собирайте дырки

В чистые пробирки!

Мы облепим дырки тестом,

Будет дыркам в тесте тесно,

Будет тыркам в десте десно,

Будет просто расчудесно!

Пончики, пончики

Целые вагончики!

Дядюшка Одиссей взял верхнюю ноту, сделал паузу, а затем на тот же мотив поблагодарил Гомера.

- Ой, Гомер, прощай, спасибо! Это просто расчудесно, - пропел он, положил трубку и повернулся к своим друзьям. - Лучше дел в мире нет, как с друзьями спеть квартет! - заверил он их на мотив "чики-пон, чики-пон".

И друзья дядюшки Одиссея вполне одобрили его инициативу. После трех всего репетиций, из которых одна была генеральной, они уже вовсю распевали песню о пончиках - и не как-нибудь, а в склад и в лад, и представляли собой вполне спевшийся, почти профессиональный квартет. К тому же они повторяли эту песню очень много раз и с каждым разом пели все лучше и лучше.

Ко времени, когда дядюшка Одиссей и почтарь Прет начали смутно осознавать, что они уже не в состоянии перестать петь первым и вторым тенором, и когда то же самое стали понимать парикмахер и мэр, певшие соответственно басом и баритоном, к тому самому времени они уже поставили рекорд беспрерывного пения для мужских квартетов в закрытых помещениях. Но мало того, что они поставили рекорд, они продолжали, уже совершенно не по своей воле, увеличивать и увеличивать свое рекордное время и, наконец, увеличили его настолько, что уже сами не выдержали и выскочили из парикмахерской на улицу, ни на минуту не прерывая стройного, гармонического и даже полифони- ческого пения.

Когда дядюшка Одиссей ворвался со своими "симпо-симпом-пончиками" и "целыми вагончиками" в двери кафе, ему пришлось сразу же взять на полтона выше и перейти из мажора в минор. Это ему удалось со второго раза, и тогда его голос зазвучал в унисон с голосами Гомера, Фредди и человек двадцати клиентов, уже набившихся в кафе после окончания сеанса в кино и распевающих ту же песню. Этих людей сразу, как только они вошли выпить по чашечке кофе, поразила и привлекла приятная мелодия с не менее приятными словами, которую непрерывно напевали Гомер и Фредди.

А затем уже по одному, по два, по три посетителя и посетительницы стали присоединяться к поющим, и к приходу дядюшки Одиссея приятная мелодия с не менее приятными словами захватила всех.

Сопрано из церковного хора залезла на самую вершину до-бемоль и заставляла дрожать и звенеть всю посуду на полках кафе, когда произносила слово "вагончики-и-и". И ей неплохо помогал смешанный хор мужских и женских голосов с хористами всех возрастов, а также всевозможных оттенков кожи - благодаря беспрерывно сменяющемуся световому оформлению за стеклянным окошечком музыкальной машины.

Никогда прежде не было еще такого ни в городе Сентербер-ге и, пожалуй, ни в каком другом городе: чтобы эдакую веселую, радостную и легкую мелодию люди пели с такими удрученными, озадаченными и просто несчастными лицами!

Гомер пел и пел вместе со всеми, и вместе со всеми он изо всех сил старался позабыть и веселую мелодию, и забавные слова, только все было напрасно. Пробовал он запеть другие песни, например: "У Мэри Смит овца была" или "Джек и Рой идут горой, несут с водой ведерко", - но все равно и Мэри Смит и Джек со своим другом Роем очень быстро забывали про овцу и прет ведерко и начинали есть только "пончики, симпо-симпомпончики", да еще "целые вагончики" этих "симпомпончиков"...

Гомер со страхом, но и с надеждой смотрел на лица наиболее испытанных и закаленных певцов их города: на сопрано из церковного хора, на священника, на зубного врача и, наконец, на своего дядюшку Одиссея - все они пели уже много лет и легко могли переходить из одной тональности в другую и даже из мажора в минор... Так неужели они не в состоянии остановиться, когда хотят, когда песня, уже в который раз, приходит к концу?!

Нет, видно, не могут, а то бы уже давно это сделали. Они даже не могут петь потише, не то чтобы совсем остановиться!

Страшная мысль мелькнула в мозгу у Гомера: "Что, если мы никогда не остановимся?!"

И тут Гомер вспомнил, что нечто подобное уже случалось с ним как-то, около года назад. Он тогда прочитал в библиотечной книге один стишок и потом долго не мог от него отвязаться - все повторял и повторял против воли и желания. К счастью, в той же книжке был рецепт, как излечиться от этой болезни...

Но вот какой рецепт и что за книга, Гомер не мог сейчас вспомнить хоть убейте!

В перерывах между строчками песни он стал пытаться припомнить хотя бы автора, или, наоборот, название, или что-нибудь о рецепте... Ничего! Все вылетело из головы, как нарочно! Иногда ему казалось, что он уже близок к тому, чтобы вспомнить, что вот-вот он вспомнит... Но, увы, вновь его захватывала неудержимая мелодия, и он беспомощно плыл по ее течению.

"Если не найдется книжка, - думал Гомер, - без нее нам будет крышка! Тесто ем сперва я, дырку - на закуску... Ну и голова я, чтоб мне было пусто!.."

Он выждал момент, когда сопрано закончило свой самый высокий и громкий пассаж, и затем вскочил на прилавок и пропел оттуда, перекрывая могучие звуки хора:

- Ноги в руки, и пошли все скорей за мной в библи... отеку! - добавил он уже без мотива и потом продолжил: - Помню, книжка есть одна, нам помочь должна она!

Обладательница сопрано тут же подхватила на самой высокой ноте:

- Все ступайте за Гомером, он послужит нам примером!.. Собирайте дырки в чистые пробирки!..

И с этими словами танцующая и поющая толпа выкатилась из дверей кафе и понеслась по площади. И песня огласила весь город Сентерберг и даже, наверно, его окрестности: