Михаил Коршунов - День веснушек

— А как мы отсюда выйдем? — спросил ответственный за двигатели.

— Молча! Ясно? — И Гунн повёл ребят к выходу.

Девочке он приказал идти последней. Если остановит сторож, должна сказать, что она посетитель павильона, случайно уснула и теперь идёт домой. Ведь она идёт домой? Решила?

— Да, — ответила девочка.

— Твой вес — это как раз вес наших костюмов. Я забыл прибавить. Всё останется по формуле.

На выставке было пустынно — никого. Огни кое-где погасли. Виднелась ракета. Она словно ждала, готовая к полёту.

Гунн оказался прав, когда так придумал со сторожем, — придумал повторить то же самое, что сделал когда-то Казимир Иванович.

Сторож вытаращил глаза на процессию. Не мог вымолвить ни слова, и голова его механически поворачивалась, провожая каждого взглядом.

Костюмы, которые не двигались, лежали на выставке, вдруг ожили и у него на глазах выходят из павильона. Костюмы знаменитых космонавтов. Номер один, номер два, номер три, номер четыре!.. И последней вышла из павильона девочка. Нет, последней вышли гуси. Стая маленьких живых гусей!..

А космонавты (вовсе не знаменитые ещё), как только оказались за дверью, спрятались в кустах. И девочка спряталась.

Надо было переждать. Сторож очнётся и выбежит на улицу. Проверит, что это с ним было.

И сторож выбежал на улицу. Остановился. Покачал головой: бывает такое, привидится. И ушёл снова в павильон.

Командир дал команду, и ребята направились к ракете.

— Если даже захочешь лететь — не возьмём. Костюма на тебе нет, — сказал Гунн девочке.

— И не надо, — ответила девочка. У неё на глазах опять были слёзы: ей захотелось лететь. Всё страшное было позади. Но если её не берут — и не надо.

Первым к ракете начал подниматься Гунн. По лесенке, а потом прямо по металлическим планкам, среди которых была укреплена ракета. Конечно, настоящие космонавты поднимаются в ракеты на лифтах, ну а Гунн поднимался без лифта. В руках у него был разводной ключ.

Надо было открутить гайки и открыть люк в ракету.

Ответственный за двигатели тоже начал подниматься. Он — к двигателям. В руках у него был большой кулёк с горючим.

— Будешь засыпать в камеры. Видишь? — сказал Гунн.

— Трубы эти?

— Да. В каждую насыпь.

— Ладно.

— Не ладно, а «будет исполнено, товарищ командир».

— Будет исполнено, товарищ командир.

Гунн отвинчивал люк, ответственный сыпал в

двигатели горючее. Начальник «тет. в клет.» снизу освещал фонариком двигатели, чтобы ответственный видел, куда он сыплет горючее.

— У тебя готово? — спросил Гунн ответственного за двигатели.

— Засыпал.

— Все в корабль! Скорее!

И Гунн включил лифт. Его кабина опустилась к остальным ребятам. Они сёли и уже как настоящие космонавты поднялись в лифте на ракету. Времени раздумывать или пугаться не осталось.

— Эй! — крикнул Гунн из люка девочке. — Поднимайся. Крышку закрутишь!

Как выяснилось, крышка на ракете закручивалась снаружи.

Девочка не протестовала. Захотелось хотя бы поглядеть лифт.

Когда поднялась, Гунн дал ей гаечный ключ.

Девочка молча закрыла крышку и начала завинчивать гайки. Когда справилась с последней гайкой, совсем обидно сделалось. На себя, что струсила. Тоже бы сидела в ракете и готовилась к полёту.

— Завинтила? — послышался голос из ракеты.

— Завинтила.

— Теперь сматывай удочки. Двигатели запалим!

И лифт опустил девочку на землю.

Девочка отошла в сторону. Начала ждать, что будет.

Вдруг послышался из ракеты стук и голос:

— Ты не ушла?

— Нет.

— Спички есть?

— Нет.

— Совсем ни одной?

— Ни одной.

— Врёшь!

— Не вру.

Твёрдое топливо «X» — это головки спичек. Сера. Но вы пока молчите. Тайна. Для всего мира. И формула, по которой рассчитано количество горючего, тоже пока тайна. Молчите. Написана формула на первой страничке. Цифра 70 — это количество спичек в одной коробке. Остальное вам будет понятно, что на что умножено. Командир сам умножал.

Итак, корабль готов к полёту.

Но в последний момент командир забыл и не сохранил ни одной спички, чтобы зажечь все остальные.

— Эй, ты! Сбегай за спичками куда-нибудь!

— Не побегу. Сами бегайте!

— Но мы завинчены.

— А вы отвинтитесь. Я вам ключ оставлю. — И девочка положила на землю ключ.

— Как же мы сами себя изнутри отвинтим?

— Как хотите, так и отвинчивайтесь.

Девочка решила отомстить. Пускай теперь сидят на земле. Нечего было — «Сматывай удочки!.. «Я!.. Товарищ командир!..»

Из дверей павильона выбежал сторож. Обнаружил, что костюмы знаменитых космонавтов пропали на самом деле.

— Тише вы!.. Сторож…

В ракете замолчали. Девочка спряталась за дерево.

Захочет — она им поможет. Сторож курит — значит, у него есть спички. Она попросит. Но не сейчас. Пускай сторож успокоится. Он и закурил, наверное, чтобы успокоиться. Люди всегда курят для этого, она слышала.

Сторож внимательно смотрел на землю: искал следы похитителей и, может быть, гусей. Теперь он был уверен, что и гусей видел.

Подошёл к ракете. Остановился. Поднял голову, прислушался.

Девочка тоже затаилась. Даже перестала дышать. И гуси затаились, перестали дышать. И в ракете затаились, перестали дышать. Они почувствовали, что сторож рядом стоит, слушает. Телепатия.

Сторож споткнулся о гаечный ключ на земле. Сигарета выскочила у него изо рта и отлетела к ракете. И в следующее мгновение вспыхнула под ракетой сера, счищенная с головок 105 тысяч спичек.

Ракета вздрогнула всем своим могучим телом и тронулась вверх.

Сторож повернулся и пустился наутёк. Он бежал куда глаза глядят. Очень неприятное состояние — бежать куда глаза глядят. Потому что глаза никуда не глядят. Только так называется, что они глядят.

А ракета медленно отделилась от земли и криво полетела…

Удар — и затем тишина. Странная и неожиданная. Очевидно, космическая.

— Сели… — прошептал Гунн, поднимая щиток у шлема.

В ракете было темно и душно.

Экипаж молчал.

Капала вода. Это капал лимонад из разбитой бутылки.

— Живы? — спросил Гунн.

— Живы, — ответил начальник «тет. в клет.» и тоже поднял щиток у шлема.

— А где мы? — спросил ответственный за двигатели. Он просто снял весь шлем целиком и остался в привычной для себя летней шапке с зелёным козырьком.

— Не знаю, — честно сказал командир.

Помощник командира вспомнил, что взвешивался натощак и решил сознаться в этом.

— Чего он кричит?

— Снимите с него шлем.

Кое-как сняли с помощника в темноте шлем.

— А что, разве не слышно?

— Нет.

— А мне вас слышно.

— Ты чего кричал?