Зента Эргле - Без пяти минут взрослые

Совет был хороший, но Вия Артуровна не знала, что от летнего заработка у Светы остался один рубль с копейками. Она вспомнила, как угощала подруг шоколадными конфетами, купила так и не пригодившиеся бусы и шелковую блузку, которая оказалась ей узка. Проголодавшись, тратилась на хлеб и колбасу, Несмотря на то, что государство кормило и одевало, всё-таки пятнадцатилетнему человеку без денег приходилось трудно.

Воспитанники были заняты в училище с утра до вечера. Байба пела ансамбле. Даце и Дезия танцевали. Поскольку у Светланы не было ни хорошего голоса, ни подходящего роста, она выбрала себе кружок вышивания. В выходные дни подруги уходили в кино или в гости, а Светлана, оставаясь одна в комнате, старательно вышивала мелким крестиком. На грубом холсте появлялся роскошный букет. Его она хотела подарить самому близкому ей человеку — воспитательнице детского дома тёте Карлине.

Подруги по комнате привыкли, что Светлана провожает их доброй улыбкой и с радостью ждёт возвращения. Но однажды вечером её не оказалось ни в комнате, ни в холле у телевизора, ни на кухне. Девушки забеспокоились. Света явилась после одиннадцати, хмурая, неразговорчивая, помылась и сразу же легла спать. На следующий вечер всё повторилось.

— Куда ты исчезаешь по вечерам? На свидания бегаешь? — не выдержала Инна.

Светлана молча кивнула головой.

— Да ну? — Инна загорелась любопытством. — Он красивый? И такой же длинный, как ты?

Девушка пожала плечами и отвернулась к стене. Через минуту она уже крепко спала.

Воскресенье Света провела в общежитии: листала учебники, много ела и спала. Но с понедельника всё повторилось: после занятий Светлана исчезала и появлялась после одиннадцати.

Однажды вечером девочки считали копейки на билеты в кино. Не хватало каких-то тридцати копеек. Светлана молча достала кошелёк и выложила рубль.

— Пойдём с нами, — предложила Инна.

— Колоссальный фильм. Артмане, говорят, шикарна.

— Не могу, — отказалась Светлана и ушла.

— Откуда у неё деньги? — удивилась Элита. — Я видела несколько десяток в кошельке.

Нет, так этого оставить было нельзя. Когда на следующий вечер Светлана, как обычно, оделась и вышла из комнаты, девочки последовали за ней. Не оглядываясь, она быстро перешла виадук. В гастрономе купила кусок сыра. Нина и Элита трусили следом. К великому удивлению преследовательниц, Светлана зашла в косметический кабинет. Было морозно. Прохожие, выдыхая клубы пара, спешили по до мам. Девочки переминались с ноги на ногу. От мороза коченели пальцы ног и щёки.

— Что будем делать? — не вытерпела Элита.

— Подождём ещё чуть-чуть, — не сдавалась Инна: уж очень хотелось ей раскрыть Светину тайну.

Чья-то рука поменяла надпись «открыто» на дверях косметического кабинета на «закрыто». Через несколько минут вышли, опахнув девушек волной парфюмерии, четыре одетые в шубы женщины. Светы среди них не было. Инна подёргала дверь кабинета. Она была заперта. Куда делась Светлана?

— Ты как хочешь, а я пойду домой, — не выдержала Элита. — Я совсем окоченела.

Так ничего и не узнав, девочки вернулись в общежитие. Светлана, как всегда, явилась к одиннадцати. Подруги встретили её с кружкой горячего чая.

— Ты замёрзла? Выпей чаю, — предложила Инна. Светлана достала из сумки кулёк с шоколадными конфетами.

— Ого! «Мишка косолапый»! — Инна потянула носом: без сомнения, от Светланы исходил такой же запах, как от тех женщин в шубах. — Что ты делаешь в косметическом кабинете? — пошла она в наступление.

— Вывожу прыщи на лице, — покраснев, призналась Света.

— Каждый вечер с восьми до одиннадцати?

— Нет, зачем же? Это занимает, примерно, полчаса.

— Не ври, мы тебя ждали у входа.

— Эх вы, детективы! У кабинета есть другой выход, — посмеялась Света. — Ну-ка скажите, есть результат?

— Конечно, намного лучше. Почти ничего не заметно. Совсем другое лицо.

Вручение паспортов первокурсникам проходило торжественно: с барабанным боем, с поздравлением директора и с небольшим концертом, на котором Даце читала стихи Маяковского о советском паспорте.

Красная книжка с золотым гербом. Светлана Ивановна Сермуксе. Она знает только имена отца и матери. Даже фамилия не настоящая. Сирота. Одна на всём свете. Не к кому прижаться и выплакаться, может быть, родители где-то совсем рядом? Теперь, когда она уже почти взрослая и самостоятельная, надо, наконец, всё выяснить.

В следующее же воскресенье Светлана отправилась в детдом.

Через поле извивалась протоптанная в снегу узкая тропинка. Летом здесь колыхалась рожь, сейчас ветер бил в лицо снегом. В новом форменном пальто и в сапогах было тепло. Берёзовая роща защищала от ветра. Здесь она с подругами собирала первую землянику, а осенью — подберёзовики. За рощей белели корпуса детского дома.

— Света пришла… Света… Светочка, — тепло укутанные и неуклюжие, как медвежата, малыши бросились навстречу, ожидая ласки.

— Тихо вы, сорванцы, — пыталась угомонить их воспитательница Карлина Андреевна Сермуксе. — Входи, дочка.

У Светы потеплело на сердце. Здесь она выросла, сюда приезжала на каникулы из школы-интерната. Другого дома у неё не было.

— Как ты выросла, похорошела, — приговаривала тётя Карлина, вешая пальто гостьи. — Пальто в училище дали?

— В училище. И сапоги тоже. И варежки, и шарф, и шапку — всё, что на мне, и даже тёплое бельё.

— Пойдём на кухню. Поешь, согреешься с дороги.

— Тётя Карлина, почему у меня ваша фамилия? — спросила Света за чаем.

— Не у тебя одной. Раньше воспитатели многим давали свои фамилии.

— Я хочу хоть что-нибудь знать о своих родителях.

Седая воспитательница задумалась, стоит ли говорить, зная, что причинит боль девушке.

— Ладно, пойдём в кабинет директора, — решила она.

В шкафах за стеклом выстроились в ряд зелёные папки. Каждая из них скрывала трагедию.

— Это всё, — Карлина Андреевна протянула Светлане пожелтевший от времени листок, вырванный из тетради в клетку. Светлана с трудом разбирала небрежно нацарапанные по-русски строчки:

«Приехала в Ригу с далёкого Севера. Хотелось устроиться в жизни получше, но этот негодяй Ивар обманул меня и бросил. С ребёнком возвращаться домой не могу: отец убьёт. Назовите девочку Светланой, как меня. Если в жизни повезёт, возьму её обратно, если нет, пусть будет счастлива». Подписи не было.

— Много раз могли отдать тебя на воспитание, но не решались: вдруг приедет родная мать.

Светлана смотрела на листок, которого шестнадцать лет назад касались руки её матери. «Где она теперь? Наверно, живёт и счастлива, воспитывает сыновей и дочерей, а обо мне и не вспоминает. Как могла она родить меня и бросить, как стоптанные туфли? Моя мать обокрала меня. Я её ненавижу, ненавижу, ненавижу». Всё, что накопилось в душе у девушки: насмешки товарищей, трудности в учёбе, недовольство своей внешностью — вылилось в потоке слёз.