Альберт Лиханов - Мужская школа

Вообще прихорашиваться, особенно прилюдно, было в ту пору для нас делом не вполне приличным, что ли. Не знаю, как там девчонки в женских школах, а пацанам — что в школе, что в чужом доме — было достаточно провести пятернёй по собственной голове, чтобы показаться, так сказать, причёсанным. Объяснялось это, как я уже говорил, солдатской противо-вшивой стрижкой, так что большинство из нас о расчёсках понятия не имело, а в старших классах, когда кое-где и кое-кому удавалось достичь временных послаблений и подстричься — не у легендарной Никаноровны, конечно, — оставляя хоть часть волос, бриолиниться, одеколониться или хотя бы причёсываться потщательнее, организуя, к примеру, пробор, было если и не признаком слабости, интеллигентничания, то явным выдрючиванием, не одобряемым мальчишечьим обществом.

А я вот решился. И Кимку сагитировал. Всё в том же фотографическом закутке, притащив бритвенное зеркальце Вячеслава Васильевича, мы мочили волосы водой и тщетно старались проложить в них пижонский пробор. Пока волосы были мокрые, ещё что-то получалось, но стоило им подсохнуть, как непокорная шевелюра опять съезжалась в лохматую копну.

Но ничего. Мы уже знали, что для достижения всякой цели требуется упорство.

Где-то в ту же пору Кимка пригласил меня на вечер дружбы восьмых классов. Он учился в тридцать восьмой, мужской, конечно же, школе, и вот тамошние мальчишки, чтоб не затеряться среди совершенно чуждых уже интересов девятых и десятых классов, решили отделиться и призвать в гости восьмиклассниц из своей «парной» двадцать девятой женской. Я подумал, поспрашивал Кимку, как это будет воспринято, ведь я всё-таки из другой мужской школы, и получается, что я как бы внедряюсь в чужую зону, но Кимка успокоил меня, сказав, что я буду в гостях, на правах друга. Обнаглев, я предложил, чтобы вместе со мной был приглашён и Владька Пустолетов, мой неразлучный напарник по фоксу, но получил отказ, потому что по правилам тридцать восьмой школы каждый имел право пригласить всего по одному гостю.

Надо признаться, что поначалу на том вечере я чувствовал себя неважно — да и как может быть иначе на чужой территории? Незнакомые стены, пол, неизвестные лица, да ещё девчонки из совсем уж незнакомой школы. Правда, приглядевшись, я узнал несколько более или менее знакомых: тут было пацана, может быть, три из секции Васильевича, оказалось, что и несколько девочек из двадцать девятой тоже занимаются у нас. Ну и Кимка как-то незаметно расширял круг моего знакомства: к нам подходили пацаны, и, вовсе не представляя меня, как делают это джентльмены в трофейных фильмах, мы заговаривали на самые неожиданные темы с эти-и пацанами, а уж потом, как бы за кулисами, я узнавал у Кимки, кого и как зовут, как и они, похоже, узнавали кое-что про меня. К тому времени у нас появилась мужественная возможность выделиться. По разным видам спорта в ту ору выпускались значки разрядников, и у нас Кимкой на курточках с кокеткой — они назывались московками, красовалось по паре таких значков: вторые разряды по лыжам и лёгкой атлетике.

Нет, что ни говори, мальчишечье общество во все времена признает законные авторитеты. Если ты честно, у всех на глазах чего-то достиг, добился, сумел да если ещё это что-то выражено скромным знаком отличия, к тебе относятся с подобающим уважением. В этом есть своя справедливость. Но и несправедливость ведь тоже. Разве мало достижений, за которые не дают никаких значков? Но в тот час всё это обходило нас стороной, я оживлённо поддерживал любые темы, подносимые нам с Кимкой его однокашниками, пожиная косвенно выражаемое уважение и признание, потом грянула радиола девчонки танцевали с девчонками, а мальчишки с мальчишками, я в два счёта обучил координированого Кимку фоксу по-гамбургски, а потом принялся, по их, конечно же, убедительным просьбам, обучать других, ранее неизвестных мне пацанов, и дело кончилось тем, что ко мне подошёл жилистый учитель в офицерской гимнастерке, галифе и сапогах, да ещё и с чёрной повязкой, прикрывающей глаз, и, несмотря на мои знаки отличия, стал с пристрастием допрашивать, кто я и откуда тут возник с такими танцами.

Пацаны накинулись на него, подпирая меня плечами, не замедлил возникнуть и Кимка, пояснивший, что я его личный гость из шестнадцатой школы, между прочим, председатель коллектива физкультуры.

А! разом расслабляясь, сказал одноглазый учитель. Ну ладно. И вдруг спросил меня, как равного: — К эстафете-то готовы? Сколько команд выставляете?

— Одну, — ответил я облегченно.

Он хохотнул и оглядел своих пацанов гордым взором.

— А мы — две!

И хоть танцы продолжались, были они мне уже не в радость. Я сжался внутренне и ощутил себя лазутчиком на вражеской территории. Этак небрежно я расспрашивал Кимку, кто и на каких этапах бежит хотя бы из этих восьмых классов, он показал мне двух или трёх мальчишек, и я привередливо оглядывал их, сравнивая с достоинствами моих гладиаторов. Нам предстояло помериться силами, ревность конкурента бродила во мне, и я уже не радовался новым знакомцам, ощущая в них врагов, с которыми нам придётся столкнуться не только на эстафете.

Забегая вперёд, сообщу нетерпеливому читателю, что эстафету всё-таки выиграли мы, хотя событие, происшедшее сразу же вслед за ней с участием победителей, просто вывернуло меня наизнанку. А мы с Негром так старались! И можно сказать, выиграли-то её благодаря тактике, смешанной со шпионажем.

Ну, про две команды тридцать восьмой я рассказал учителю на следующий же день, а ещё через денёк Негр достал где-то потрепанный «козлик», и мы с ним занялись настоящей, без дураков, разведкой. Дело в том, что Кимка не явился на тренировку, заранее, не скрывая ни от кого, предупредив кого только мог, в том числе и меня, что в этот же час они тренируются на трассе эстафеты. Никакого тут секрета в общем-то не было. Тренировались все команды, не только школьные, ещё раз повторюсь, что к эстафете в городе относились серьёзно, и я, между прочим, обронил нашему Негру, что вот, мол, такое дело.

И тут он всполыхнул. Конечно, это был не очень-то серьёзный шпионаж. Можно сказать, скорее даже просто самоконтроль, потому что нашей команде тоже надо было тренироваться, майские праздники уже отшумели, ещё день-два, и пожалте на старт. Словом, Негр достал «козлик», вооружился секундомером, усадил рядом секретаря, то есть меня, и фиксировал: кто какой этап за сколько пробегает. Пока тренировалась наша команда, я с ним на машине, ясное дело, не ездил, но в тот же вечер бежали и другие школы. И вот тут я подсел к учителю.

Наш «козлик» крался в весенних сумерках вслед за бегунами, Николай Егорович щёлкал секундомером, быстро называл время в конце каждого этапа, потому что секундомер у него был один и приходилось очень быстро фиксировать каждый финиш, смотреть время и включать хронометр снова.