Мишель Пейвер - Брат Волк

Фин-Кединн не ответил. Он и Саеунн уселись на пол у входа в жилище и прямо напротив Торака, который чувствовал себя загнанной дичью.

Он тщетно шевелил пальцами за спиной, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, чем можно было бы перерезать ремни. Но нащупал лишь край циновки, сплетенной из ивовых прутьев, гладкой и бесполезной.

— Говори, что ты знаешь еще? — снова спросил Фин-Кединн.

Торак набрал в грудь побольше воздуха и выпалил, стараясь, впрочем, держать себя в руках:

— Никакой я не Слушающий! Я никак не могу им быть. Я же никогда не слышал об этом вашем пророчестве!

Фин-Кединн отвернулся. По лицу его, как всегда, ничего прочесть было нельзя, но Торак заметил, что рука вождя стиснула рукоять ножа.

Саеунн, склонившись совсем близко к Тораку, всмотрелась в его глаза. Впервые он видел ее так близко. Сквозь редкие седые волосы Саеунн просвечивал ее череп, блестевший, как полированная кость. Личико у колдуньи было маленьким и остреньким, как птичий клюв. Старость, казалось, выжгла в ее душе все добрые чувства, оставив только яростную сущность ворона.

— Если верить Ренн, — резким голосом прокаркала она, — ты можешь разговаривать со своим волком.

— Она ошибается, — возразил Торак. — Я не могу…

— Не лги нам, — сказал Фин-Кединн, не оборачиваясь.

Торак умолк.

Снова и снова он шарил у себя за спиной пальцами. И вдруг — о, удача! — нащупал крошечный осколок кремня, не больше ногтя; возможно, кто-то уронил его здесь, делая себе нож или наконечник для копья. Торак жадно стиснул добычу. Когда Фин-Кединн и старуха вернутся к костру, он сможет потихоньку перерезать путы и освободиться. Нужно еще узнать, куда Ренн унесла волчонка… Потом проскользнуть мимо сторожей и…

От этих мыслей он несколько сник: чтобы все успеть и остаться на свободе, нужно большое везение.

— Хочешь, я расскажу тебе, почему ты способен разговаривать со своим волком? — спросила Саеунн.

— К чему это, Саеунн? — недовольно заметил Фин-Кединн. — Мы зря теряем время…

— Ему нужно это знать! — резко возразила старуха и стала молча водить желтым, похожим на коготь ногтем по спирали, изображенной на том амулете, который носила на груди.

Торак следил за движением ее ногтя, медленно выписывавшего круги, и у него начала кружиться голова.

— Много лет назад, — донесся до него голос колдуньи, — твои мать и отец покинули племя Волка и ушли в чащу Леса, желая скрыться от своих врагов под защитой зеленых духов вещих деревьев. — Острый ноготь старухи все кружил по амулету, и Тораку показалось, что перед ним раскрывается неведомое ему прошлое.

— Через три луны после твоего рождения, — продолжала Саеунн, — твоя мать умерла.

Фин-Кединн встал, скрестил руки на груди и замер, глядя во тьму.

Торак, точно очнувшись от колдовского сна, захлопал глазами.

Но Саеунн даже не взглянула в сторону Фин-Кединна. Ее внимание было полностью сосредоточено на Тораке, и ноготь ее ни на мгновение не прекращал своего вращательного движения.

— Ты был грудным младенцем, — сказала колдунья, — но не мог же твой отец кормить тебя грудью. Обычно, когда такое случается, отец предпочитает удушить ребенка и избавить его от медленной голодной смерти. Но твой отец избрал иной путь. Он нашел волчицу с маленькими волчатами и подложил тебя в ее логово.

Торак пошатнулся, как от удара.

— Целых три луны провел ты в ее логове. Целых три луны ты учился разговаривать по-волчьи.

Торак так стиснул осколок кремня, что он врезался ему в ладонь. Он чувствовал: Саеунн говорит правду. Вот почему он может разговаривать с Волком. Вот почему ему тогда все мерещилось волчье логово. Пищащие волчата. Густое жирное молоко волчицы…

Но откуда могла об этом узнать Саеунн?

— Нет, — сказал он. — Ты хочешь поймать меня в ловушку. Откуда тебе знать такие вещи? Ведь тебя там не было.

— Твой отец сказал мне об этом, — ответила Саеунн.

— Неправда, не мог он этого сделать! Мы с ним никогда даже близко к людям не подходили…

— Нет, все-таки подходили. Однажды, пять лет назад. Разве ты не помнишь? Помнишь Совет племен на берегу Моря?

Сердце готово было выскочить у Торака из груди.

— Твой отец пришел туда, чтобы найти меня, — продолжала Саеунн. — Он хотел рассказать мне о тебе. — Ее острый ноготь остановился и замер в самом центре спирали. — Я знаю, ты не такой, как все. — Голос колдуньи все больше походил на карканье ворона. — Я думаю, ты и есть Слушающий.

Торак снова до боли вдавил осколок кремня в ладонь.

— Я… я не могу им быть! Я не понимаю…

— Ну конечно, он не понимает, — бросил через плечо Фин-Кединн и вдруг резко повернулся к Тораку; его голубые глаза сверкали огнем. — Твой отец ведь ничего не рассказывал тебе о том, кто ты такой, верно?

Торак кивнул.

Вождь племени Ворона некоторое время молчал. Лицо его оставалось совершенно неподвижным, но Торак видел, что в душе у него все кипит, несмотря на эту маску полнейшего спокойствия, даже равнодушия. Наконец Фин-Кединн заговорил снова:

— Есть только одна вещь, которую тебе знать совершенно необходимо: тот медведь не случайно напал на твоего отца. Ведь это ИЗ-ЗА НЕГО он появился на свет.

Торак вскинул голову:

— Из-за моего отца?

— Фин-Кединн… — попыталась остановить вождя Саеунн.

Но тот, бросив на нее испепеляющий взгляд, возразил:

— Ты же сама сказала, что ему нужно это знать. Вот я и рассказываю!

— Но, — робко возразил Торак, — там ведь был какой-то бродяга, калека, и он…

— Этот «калека», — резко оборвал его Фин-Кединн, — был заклятым врагом твоего отца!

Торак, невольно отпрянув от него, прижался к столбу.

— У моего отца не было врагов!

Глаза вождя опасно сверкнули.

— Твой отец был не просто охотником из племени Волка. Он был колдуном этого племени. Великим колдуном.

У Торака перехватило дыхание.

— Он и об этом тебе не сказал, верно? — спросил Фин-Кединн. — Да-да, он был колдуном племени Волка. И именно благодаря ему этот… это существо сеет теперь смерть по всему Лесу… опустошает его…

— Нет, — прошептал Торак, — неправда…

— Он, значит, держал тебя в полном неведении?

— Фин-Кединн, — вмешалась Саеунн, — он ведь пытался защитить…

— Да? И каковы результаты? — резко повернулся к ней Фин-Кединн. — Парень почти взрослый, а ничего толком не знает! И ничего не понимает в том, что вокруг него творится! А ты еще просишь меня поверить, что именно он — тот единственный, кто может… — Вождь не договорил, горестно качая головой.

Повисла напряженная тишина. Затем Фин-Кединн глубоко вздохнул и тихо сказал, обращаясь к Тораку:

— Тот, кто создал этого медведя, создал его по одной-единственной причине: чтобы убить твоего отца!