Николай Елин - Санька-рекордсмен

— Прокатиться хочу...

— На, жми! —сказал он и подкатил мне машину.

Я взялся за руль, выпрямил колесо, встал одной ногой на педаль и хотел перекинуть другую. И тут почему-то мы с велосипедом оказались на земле.

Подержи, пожалуйста, пока я сяду. Не привык я к твоему, — пробормотал я смущённо.

Он ничего не сказал, взялся за раму и держал велосипед, пока я сел. Я нашёл педали и крикнул: — Пускай!

Он отпустил, я отчаянно заработал педалями и покатил! Всё быстрее и быстрее!

— Ура! — кричал я, радуясь, что так легко получается.

Поворот и киоск возле него появились так быстро, что я не успел сообразить, откуда они взялись. И повернуть руль не успел...

Я лежал на земле, и, может быть, мне было больно. Но я смотрел как заворожённый на велосипед. Он стоял на сиденье, одно колесо исчезло, другое крутилось. Я не видел, как выбежал из киоска продавец и бросился поднимать меня; я не слышал, как громко кричала мне что-то очень обидное мать мальчика, — я смотрел на разбитый велосипед, и мне было очень жалко его.

А потом папе пришлось купить велосипед, но не мне, а мальчику в коротких штанах и красных гольфах. Я даже не пошёл смотреть на этот велосипед.

После этой истории мама сказала:

— Надеюсь, что на этом закончатся твои особые мужские дела!

Но... через несколько дней к нам из Горького приехала моя двоюродная сестра Ленка, она приехала сама. Её, как багаж, сдали вечером проводнику в поезд, а утром мама поехала на вокзал, получила её и привезла. Я Ленку до этого никогда не видел. Подстрижена, как мальчишка, нос в веснушках, ходит не в юбке, а в чёрных брюках с жёлтыми полосками по бокам. Чудная какая-то и всё время говорит слово «бесподобно»:

«Ой, какой у вас телевизор бесподобный! Ой, какой чай бесподобно вкусный! Ой, какой у вас во дворе гуляет дог бесподобный!»

— Сама ты тоже бесподобная! —сказал я Ленке.

А она не обиделась, рассмеялась:

— Ой, какой у меня братик бесподобный! — И полезла бороться.

Она только на полголовы выше меня. Я её сразу схватил за шею и хотел применить «французский ключ». Но она здорово сопротивлялась — никак я не мог её одолеть. На шум прибежала мама и закричала:

— Не деритесь!

— А мы и не дерёмся, — сказала Ленка. — Мы шутим! Потом папа повёл нас в парк кататься на лодке. Ленка села на нос, папа — на вёсла, я — на корму. Озеро у нас большое, но неглубокое. Папа погрёб немного, потом предложил:

— Кто желает?

Вижу, Ленка молчит. Значит, грести не умеет.

— Если ты устал, то давай уж погребу, — сказал я.

— Ах, опять мужское дело! — папа засмеялся, но место мне уступил.

Я всегда думал, что вёсла легче. Они совсем не слушались, хлопали по воде. Ленка вскрикивала:

— Ой, не брызгайся!

Лодка почти не двигалась. Я был весь мокрый, но не сдавался! Вдруг Ленка как закричит:

— Правым табань, левым греби!.. Эх ты, бесподобный какой!

Она мигом оказалась рядом, выхватила у меня вёсла и, сильно загребая, стала поворачивать лодку. Оказывается, мы чуть не столкнулись с другой лодкой.

«Вот тебе и бесподобная! — подумал я. — Как управляется с лодкой. А сидела тихоней... Теперь она нос задерёт... Но ничего, пойдём купаться, я ей покажу, как наши плавают!»

На берегу я сразу разделся и нырнул. Плыл под водой до тех пор, пока в ушах не зазвенело. Вынырнул, поплыл на боку, потом лёг на спину и лежу, смотрю в сторону берега. Вижу, папа и Ленка тоже смотрят на меня. Я поплыл к берегу на спинке, ногами вперёд — это у меня здорово получается.

— А ты бесподобно плаваешь, Саня, — сказала Ленка уважительно, даже с восхищением.

— Ничего себе! — ответил я, а сам думаю: «То-то!» Папа уже успел доплыть до середины озера и вернуться, а Ленка ещё не входила в воду.

— Что же ты? — спросил папа.

— Надо разогреться! — ответила Ленка.

— Просто она сухопутная! —я засмеялся, довольный своей шуткой.

Лена ничего мне не ответила, походила немного по берегу, а потом разбежалась и нырнула. Долго её не было видно, мне даже стало как-то нехорошо. Наконец её голова появилась.

Так далеко никто из наших ребят не нырял. А Ленка уже плыла— вы только подумайте! —плыла настоящим кролем, потом перешла на брасс.

Через неделю Лена уезжала в Крым. Всю дорогу, пока мы ехали на вокзал, я смотрел на Лену и думал: «Вот ты уезжаешь, а я так и не смог поразить тебя чем-нибудь таким, необыкновенным!» А когда Лена садилась в поезд, мне даже очень жалко стало, что она уезжает. Я выхватил у папы чемодан и дотащил до Лениного места.

— Ну, Санечка, ты меня поразил!—воскликнула Ленка. — Прямо бесподобно, как ты дотащил такой тяжёлый чемодан.

— Подумаешь! — сказал я. — Помочь женщине — есть первое мужское дело.

Все в купе рассмеялись, кроме Лены.

Когда мы вернулись домой, мама посмотрела на пол, потом на меня. И я пошёл за щёткой, ничего не поделаешь, помочь женщине — есть первое мужское дело. Я ведь сам сказал!

У нас в школе собрались проводить спартакиаду юных спортсменов и «будущих рекордсменов», как сказал, обращаясь к нам, учитель физкультуры.

«Но, — добавил он, — ни одного рекорда не завоюешь, если в сердце нет дерзкой мечты».

Я хорошо запомнил слова физкультурника — и сразу же принялся «дерзко мечтать».

Я «увидел» стадион, переполненный болельщиками и зрителями, напряжённо замершие трибуны и себя, бегущего впереди школьников в разноцветных майках...

Я всё больше и больше отрываюсь от них. Трибуны шумят.

До меня доносятся крики:

— Саня, давай! Давай! Жми, Крутилин! Мы с тобой, Саня!

Я чувствую на себе восхищённые взгляды болельщиков; они, весь стадион, ждут моей победы... И я разрываю финишную ленточку.